Одинокие ночи вдвоем
Шрифт:
За его спиной возникла растрепанная, в пижамке, Оля.
– Извините нас… Но нам надо срочно кое-что узнать о вашем соседе, – поспешила я задать вопрос, чтобы они сразу поняли, что мы интересуемся не их жизнью, а жизнью соседа. И было так стыдно, стыдно.
– Проходите, – распахнул дверь Юдин. На нем был длинный черный халат, который, распахиваясь, открывал голые белые волосатые ноги.
На кухне, где Оля готовила нам всем кофе, я рассказала Валентину о сумке. О том, что мы подозреваем, что в квартире Орешиных был кто-то еще…
– Я никого не видел, – замотал
– А это точно… Орешин? – задал свой вопрос Адам и напрягся, я это почувствовала.
– Как это? – Оля резко повернулась и, кажется, даже моментально окончательно проснулась. – Вы что же это, думаете, что это был не дядя Вадим? Но кто же?
– Но и вы тоже поймите… В квартире пахнет другим человеком… Я не собака, конечно, но эта сумка. Все эти предметы… Этот чифир!! Валентин, надеюсь, вам не надо объяснять, что такое чифир?
– Я понимаю… Но могу точно сказать – Вадим не увлекался ни чифиром, ни горячительными напитками… Он пил исключительно хороший чай, он разбирается в чае…
– У него такие красивые чашки… чайный сервиз… – вдруг сказала Оля. – Даже я знаю, что такое чифир.
– Скажите, а если бы к нему приехал какой-нибудь друг, скажем, который вернулся из тюрьмы…
– Нет, это исключено. Во-первых, у него не могло быть таких друзей, а во-вторых, он бы сказал мне… Хотя… Всякое может быть… Но я никого не видел, ни о ком не слышал. В квартире было тихо. А где эта сумка? Хотел бы я на нее взглянуть…
– И я тоже! – сказала Оля, ставя перед нами чашки с кофе.
– Хорошо, пойдемте, и вы сами все поймете…
Мы вернулись в квартиру Вадима. И, как это бывает во сне – все исчезло… Не было ни сумки с бульонными кубиками, ни кружки с остатками чая… Остался разве что запах, едва уловимый, запах несчастья, одиночества и полного отсутствия будущего…
Мы с Адамом переглянулись. Получалось, что мы обманули Валентина и что наш ночной, лишенный всякой вежливости и такта визит был не чем иным, как попыткой выяснить, спит ли девочка Оля в своей постельке одна или же прижавшись к крепкому плечу Юдина…
– И где же сумка? – В тоне Валентина, однако, не сквозило иронии, напротив, он, казалось, поверил в то, что сумка действительно была. – Вы что, дверь оставляли открытой, когда к нам звонили?
– Да, я ее только прикрыла… – призналась я. – Но кому понадобилось красть старую, полную барахла сумку?
– Думаю, тому, кому она принадлежит, – ответил Валентин. – Или тому, кто так же, как и вы, понимает, что эта сумка совершенно не вписывается в стиль этой квартиры и жизни хозяев…
– А что, – сказал Адам, обливаясь потом, – если этот человек… где-то здесь… близко?…
Ему было страшно, я это чувствовала, и этот страх передался мне.
Глава 22
Распрощавшись с Валентином и Ольгой, мы, извинившись за то, что побеспокоили их, постарались как можно скорее покинуть квартиру Орешина, сели в машину и поехали в Чернозубовку. На ферму. Сна, конечно, как
– Окна, конечно же, все темные. Как мы проникнем туда? Ох, Глаша, что-то мне не по себе…
– А ты надеялся, что в окнах горит свет и многочисленные родственники готовятся к поминкам? Если они и есть, то спят. Пойдем, попытаемся дозвониться.
– Ты хочешь их разбудить?
– Ну и что? Скажем, что нам надо поработать в доме, что дело сложное, требует принятия определенных мер, в частности, нужно срочно разыскать здесь какую-то недостающую деталь, улику…
– И ты покажешь им свою странноватую ксиву? Ты, помощник адвоката? Ты же не из прокуратуры… Они спросят, кого защищает твоя хозяйка, Лиза? Что ты им ответишь?
– Отвечу, что Лиза защищает человека, на которого хотят повесить всех собак. Я не обязана отвечать на вопросы посторонних. Если же они воспротивятся нашему появлению, то я заявлю, что налицо определенная заинтересованность… Или, лучше, отсутствие всякой заинтересованности в деле раскрытия тяжкого убийства. Следовательно, кто-то из присутствующих в доме не хочет, чтобы нашли настоящего убийцу. Вот поставь себя на их место, Адам. Ты позволил бы людям, ведущим расследование, поработать в доме твоего родственника?
– Да это святое! Я бы сам вызвался помочь.
– Вот и я о том же. К тому же это не их дом, а потому эти люди не должны вести себя здесь как хозяева. Но мне почему-то кажется, что дом пуст. Мне интуиция подсказывает.
Я надавила на кнопку звонка. Много раз. Безрезультатно. И когда мы, уже отчаявшись попасть в дом, решили провести остаток ночи в машине, позади нас послышалось какое-то движение… И звуки, похожие на дыхание, топот сильных босых ног, нервный рык и, наконец, хриплый, свирепый лай… Мы оглянулись и увидели трех темных крупных собак. Они метались, как заключенные по камере, вперед-назад, словно натыкаясь в темноте на невидимую стену. Шерсть собак, составлявших, если судить по внешней схожести, целое семейство, стояла дыбом… Возможно, это были остатки той стаи, которую хотели перестрелять сразу после того, как она загрызла Машу Орешину. Я бросилась к Адаму, он в сердцах ударил кулаком по калитке, которая неожиданно, жалобно скрипнув, начала открываться, словно сжалившись над нами… Мы ввалились внутрь, заперев калитку на засов. Собаки с лаем и рычанием кидались на ворота…
– Вот ужас-то! – воскликнул эмоциональный Адам, хватая меня за руку. – У меня сердце колотится так, словно мы только что избежали страшной участи Орешиной. А ведь у нас есть машина, и мы в любой момент могли бы спрятаться в ней. Но все равно было страшно, и теперь страшно. Ты презираешь меня?
– Адам! Что такое ты говоришь?!
– Ладно… мне стыдно, что я оказался таким трусом, вот и все.
– Давай лучше подумаем, что нам делать дальше. Я не надеюсь, что двери дома откроются перед нами так же волшебно быстро.