Одинокий пастух
Шрифт:
Кроме этих храмов в центре были другие молельни, дворцы вождей и жрецов, но более всего потрясал воображение сад, примыкавший к Кориканче. Здесь было все, как в жизни. Мужчины и женщины обрабатывали кукурузу и бобы, пасли лам, ткали, пряли, шили одежду. Только сами они и все, что их окружало, было сделано из золота и серебра в натуральную величину. По земле ползали золотые змеи и ящерицы с изумрудными глазками, а на ветвях деревьев сидели золотые птицы. Каждый листочек на деревьях, каждый цветочек, травинка, улитки и бабочки, подвешенные на золотой проволоке, были выделаны из золота. И все это горело
Фил бывал в Куско, но теперь это совсем другой город, а тот, что существовал при инках, разрушили завоеватели. От древнего Куско остались куски стен из многотонных монолитов и фундаменты, на которых испанцы построили свои дворцы и храмы. Сохранились остатки когда-то огромной и мощной крепости, охранявшей Куско, которую, как говорят, начал строить Пачакути.
– Ну а Золотой сад – это, конечно, легенда? – спросили мы.
– Почему же легенда? – возразил Фил. – Золота в стране было очень много, и обработчиков золота, самых разных по уровню мастерства, тоже много. Когда конкистадоры вошли в Куско, они первым делом разграбили храм, сняли со стен золотые пластины, забрали статуи и украшения, уничтожили Золотой сад, и все это переплавили в слитки, чтобы сподручнее было разделить добычу. Известен случай, когда испанец, присвоивший себе золотой диск Солнца с алтаря Кориканчи, в тот же вечер проиграл его в карты. По рассказам того, кто видел Золотой сад, выглядел он полным подобием жизни. Хотя, конечно, надо учитывать своеобразие мировосприятия индейцев Анд, их мышление, оно более абстрактно и ассоциативно, чем у европейцев. Могу предположить, что скульптурные изображения были не такими, как мы себе воображаем, наверное, менее реалистичными, более декоративными.
Конечно, всех интересовало, как делали мумии вождей? Какой состав использовали для бальзамирования? Но это тоже осталось тайной инков. Внутренности удаляли, оболочку набивали тканью и травой ичу, затем подвергали высушиванию, потом промерзанию, опять высушиванию и т. д., и становились мумии твердыми и легкими. Подобным же образом заготовляли впрок картофель. Инки свято чтили предков. Некоторые индейцы до сих пор держат дома останки родичей, как мы держим иконы, и поклоняются им. Фил видел такое в одной горной деревушке.
Я никогда вам не скажу…
Разведала, где живет Фил, на какой улице, но номера дома не знала. Типичный старый Петербург. Дома с обшарпанными, пораженными питерской плесенью стенами, с лепными мордами и орнаментами на фасадах, башнями, подворотнями, проходными дворами. Пробежала рысью всю улицу, страшась, что он может выглянуть в окно и увидеть меня. Сколько здесь было окон! И второй раз приехала, прошла по улице деловым шагом. Опять боялась, что он меня увидит. В темноте тайные путешествия можно совершать без труда, но уже стояли белые ночи.
Шла и повторяла строчки из стиха, сочиненного Танькой Васильевой:
Я никогда вам не скажу,Как я бродила вашей улицей,Как перестала быть я умницей,А имя ваше все твержу…Стихотворение Танька
Танькина, детская, как я считаю, любовь случилась в восьмом классе. Не знаю, кем Танька себя, а главное его – физика, воображала, потому что мечтательно повторяла стихи Блока: «Когда вы стоите на моем пути, такая живая, такая красивая…» И т. д. В общем, все это трогательно и смешно. Но я-то, великовозрастная девица, на полном серьезе повторяла ее стих – лейтмотив моего состояния. На улицу Фила меня тянуло как магнитом. О каждой встречной красивой женщине я думала: может быть, это его жена.
Приближалась сессия. Экзамен по языкознанию. Расставание. По слухам, Фил не скупился на хорошие отметки. Но я-то хотела сдать на твердую пятерку, не опозориться. Обычно у меня не было проблем с короткой памятью. Накануне экзамена пробегала глазами учебник, страницы отпечатывались в голове, сдавала зачет или экзамен, а через неделю все улетучивалось, табула раса. Но тут какая-то непруха: во-первых, я больше увлекалась инками, чем языкознанием, во-вторых, читала учебник, читала, но ничего в башке не оседало. Наверное, на нервной почве. Ночь перед экзаменом не спала, задремала под утро, а будильник не прозвенел: то ли неправильно завела, то ли выключила и снова отрубилась.
Очнулась в десять, оттого что почувствовала острую боль в верхней губе, схватилась за нее, под пальцами оказалось что-то сухое и жесткое, оно свалилось на подушку.
Оса!
Помчалась к зеркалу. О ужас! Губа разбухала прямо на глазах. Катастрофа! Экзамен шел уже целый час, мне нужно было бежать туда, лететь, но не могла же я показаться в институте с раздутой губой? Я металась по квартире, наскребла в холодильнике снегу, которым обросла морозилка, приложила к губе. Как мертвому припарки.
В конце концов замотала физиономию платком и в таком виде явилась в институт. Вытянула билет и пошла отвечать без подготовки, мычала что-то в платок и получила пятерку, хотя совсем ее не заслуживала. Наверное, он меня пожалел, ему сказали, что меня укусила в губу оса. Дополнительных вопросов он не задавал.
Пришла домой. Вот и все. Конец языкознанию, конец любви.
Я никогда вам не скажу, как я бродила вашей улицей…
Кто шагает дружно в ряд?
Экзамены пролетели, как чайки за окном. Почему-то чайки массово появляются у нас летом, а галки наоборот: весной исчезают, к зиме – тут как тут. Вороны шастают круглогодично. Я наблюдаю за птицами из окна. У нас водятся синицы, дрозды, зяблики, дятел в красной шапочке, зимой прилетают стайки свиристелей, летом стрижи нарезают в небе круги, трясогузки бегают по дорожкам, ну а голуби и воробьи – эти везде и всегда тусуются. В детстве видела в парке заснеженный куст весь в снегирях, как в красных яблоках. Но с тех пор их не было.