Одинокий путник
Шрифт:
Лешек медленно опустил кристалл на лед и отступил на шаг. Нет. Он не хочет этой силы. Он не хочет этой власти. Она слишком велика для него, она раздавит его своим весом, превратит в бессловесное орудие Ящера. Он пел людям песни, и они плакали вместе с ним. А теперь они плачут, глядя на него, и боятся его, и готовы целовать ему ноги, а он смеется им в лицо. И говорит с ними голосом бога – темного бога подводных глубин. Нет. Так нельзя. Это война бога против людей, это нечестно. Охто говорил, что не применил бы этой стороны кристалла даже для спасения своей жизни. Знал ли он о том, как это
Голос волхва, соблазняющий, завистливый, вдруг зашептал ему на ухо: «Ты станешь великим пророком, мальчик, и ты станешь решать, как ему поклоняться. Возьми кристалл, и иди по земле, ты покажешь всем, на что способны северные боги, когда они рассержены!»
Лешек качнул головой, стряхивая наваждение. Охто не захотел стать пророком Ящера. Охто лечил людей.
– Я не хочу быть пророком, – ответил Лешек тихо, – я и так расскажу людям о богах.
Войны богов не будет, Иегова не примет вызова Ящера, он спрячется за спинами людей. И темный бог подводных глубин сомнет их в бесплодной попытке добраться до своего врага.
Он поднял копье и посмотрел в полные слез глаза Дамиана. Месть? Гневный бог в нем кричал ему о мести, гневный бог готов был наказать убийцу, беспомощного, рыдающего убийцу. А Лешек? Что мог Лешек? Он не смог даже перегрызть ему горло, только укусить...
Это не сложней, чем бить острогой скользкую, шуструю рыбу.
Он размахнулся и снова посмотрел Дамиану в глаза, ощущая острое наслаждение от его отчаянья, ужаса и бессилия, а потом ударил острием копья в центр кристалла. Осколки осыпались в снег шуршащей шелухой – чешуей Ящера.
– Прости меня, темный бог, – выдохнул Лешек, – ты сделал все, что мог. Но такой помощи мне не надо.
Боль от глубокой раны сразу засосала под ключицей, и кровь потекла с новой силой. Он выронил копье и прижал руку к ране. Воины все еще стояли неподвижно, но Лешек знал – скоро они придут в себя. Может быть, он еще успеет уйти?
Вокруг расстелился Большой Ржавый Мох, гладкий и пустынный, только редкие деревца торчали из-под снега, и не могли укрыть одинокого путника от чужих глаз. Лес чернел по правую руку в полуверсте от зимника, и Лешек, пожав плечами и осмотрев унылый пейзаж, развернулся и медленно побрел в его сторону. Голова кружилась, и снег слепил глаза. Никто его не догонял.
Он дойдет до леса, и снова станет свободным. В лесу никто не станет его искать – зачем монахам жалкий певчий? Кровь капала на снег, ноги по колено в снегу заплетались, и Лешек шагал вперед из последних сил. Удача? Где же его удача? Наверное, он был неправ. Ну и пусть.
Он не сразу заметил, что рядом с ним идет колдун.
– Только не останавливайся, малыш, – сказал он.
– Охто, я так устал... – проворчал в ответ Лешек.
– Иди. Доберись до леса, хотя бы до леса, а там – Выга, и Ближнее Замошье, люди помогут тебе.
– Охто, я разбил его, ты видел?
– Видел. Мне жаль, но я с тобой согласен.
– Мне тоже жаль, – вздохнул Лешек.
Он упал в снег лицом, и лежал несколько минут, переводя дыхание.
– Малыш, поднимайся, – сказал колдун, –
Лешек угрюмо кивнул и медленно, неуклюже встал на ноги – рана болела, но кровь перестала течь – ее остановил холод. Болото закачалось перед ним, когда он выпрямился, и хотело снова уложить его в снег, но Лешек уже двинулся вперед. Он дойдет до леса, и тогда немного отдохнет. Он не спал двое суток, и теперь сощуренные солнцем глаза слипались, и голова падала на грудь.
Лес встретил его безмолвием и покоем. После двух дней непогоды мороз ударил резко и сильно, и прочно заковал ветви деревьев в иней. Неподвижные синие тени на снегу сомкнулись за спиной, солнце перестало нещадно жечь глаза, и Лешек вздохнул с облегчением: теперь его никто не увидит.
– Не останавливайся, малыш, – повторил колдун, – это еще не все.
– Охто, я больше не могу, мне так больно, – ответил Лешек, всхлипнув.
– Иди, малыш, иди вперед. Дойди до Выги, сегодня торг, по реке поедет много людей.
Лешек кивнул и взялся рукой за оранжевый ствол тонкой сосны – может быть, она даст ему немного силы? Нет. Мороз крепко держал в кулаке все вокруг, и Лешек не почувствовал в дереве ни капли жизни.
Он шагнул вперед, но споткнулся, и снова рухнул лицом в снег. Боль и холод немного разогнали сонливость. Лешек протер снегом глаза, и со стоном поднялся.
Он падал еще несколько раз, и лежал в снегу, надеясь чуть-чуть передохнуть, но колдун заставлял его вставать, и двигаться на запад, к реке. Сквозь стылый, безжизненный лес, мимо кружевных заиндевевших ветвей, по глубокому снегу. Никто не станет его искать в лесу, он никому теперь не нужен. Монахи могли бы догнать его, пока он шел по болоту, но теперь – нет, они поленятся ради него слезать с коней.
Лешек упал снова, поднялся, и упал опять – белые кружева множились и водили перед глазами хоровод. Это бесполезно. На то, чтобы подняться, уходит столько сил!
– Малыш, совсем немного. Осталось совсем немного, – уговаривал его колдун, и Лешек пополз вперед.
Ползти было тяжелее, чем идти. Рана под ключицей застыла от холода, и не горела, а мучительно ныла, выворачивая душу – правой рукой Лешек вообще не мог пошевелить. Если бы не уговоры колдуна, он бы давно сдался: в голове его мутилось, пальцы посинели и потеряли чувствительность, лицо жгло и кололо острыми льдинками, прячущимися в снегу. Лешек смотрел вперед, и стволы деревьев двоились в глазах. Холод. Холод подкрадывался к телу, вился над головой, заползал под полушубок скользкими змейками, хватал за колени. Скоро он доберется до сердца и стиснет его в ледяном кулаке, выжимая жизнь.
Лешек не сразу понял, что просвет между деревьев – это река. А когда понял, захотел встать, но ноги закоченели так сильно, что не послушались его. Он прополз еще несколько саженей, и решил немного отдохнуть, перед тем как подняться. Колдун отговаривал его, и умолял ползти дальше, но Лешек только всхлипнул в ответ – он вдруг понял, как хорошо лежать в снегу, как мягко, словно на перине. И солнце пробивается сквозь расступившийся лес и так сладко пригревает спину. Ему надо всего несколько минут, и он сможет идти. Всего несколько минут.