Одинокий рейд
Шрифт:
Старпом поглядывал на командира, ожидая адекватной реакции на свой шутливый тон, но тот по-прежнему оставался мрачным, поэтому Скопин перешёл на сухие факты:
— Тэ-экс, совокупные жертвы двух атомных взрывов в США составили….
— Дальше! — Голова раскалывалась.
— Заявление правительства Японии…
— Дальше! — Контраст усталости и головной боли с весёлостью Скопина доводил раздражение до невыносимости.
— В Атлантике… американцы опять юлят, заявляют — вроде потопили «японца», но данные вызывают сомнение. А бритты, те уже признали — потерян авианосец «Илластриес».
— Фигеть!
— «Бисмарк»
— Это ж почему?
— А поди разбери её «СОС», может это сексуальное желание?
Терентьев чувствовал, как схлынуло давление в черепной коробке, и даже позволил себе улыбнуться.
— А-а, вот ещё — в Европе неонацисты устраивают погромы, — на слове «погромы» Скопин закартавил.
— Евреев?
— О! Нет — арабов, но одна ж кровь…
Терентьев почувствовал, что боль ушла совсем. Контраст был почти блаженством.
— Глядишь так, Европа станет злее, и в этом раз отобьётся от Аллаха.
На замечание командира Скопин взглянул со странным выражением, где преобладало удивление и уважение.
— Собственно, всё.
60 км/ч понимались, но не ощущались. Глазу не за что было зацепиться — разбегающаяся во все стороны ширь моря превращалась в однородную серую массу, сливающуюся с по-прежнему таким же свинцовым небом. Более-менее крупные айсберги ожидались ближе к Шпицбергену, однако сейчас не было видно ни одной приличной льдины.
«Но, судя по крепчающему северо-восточному ветру, ледники в нашу сторону погонит с Земли Франца Иосифа».
Ухудшение погоды не удивляло, воспринималось как неизбежное зло северных условий мореплавания, но Терентьев с досадой понимал, что ещё пару балов, и от услуг вертолётного дозора придётся отказаться. Что существенно снизит сектор поиска.
«А и нечего ждать. Скоро стемнеет. Если разыграется шторм, не помогут и успокоители качки. Не хватало, что кто-нибудь из парней гробанулся или ударил машину о палубу».
— Экипажу приготовится к приёму вертолётов. Авиагруппе вернуться на крейсер, — приказал Терентьев вахтенному офицеру, — в связи с ухудшением погодной обстановки. В журнале сделать соответствующую запись.
Поочерёдно в течении получаса два «камова» без проблем оседлали пятачок на корме крейсера. Третью машину опускали в ангар уже с матами — к тому моменту корабль вошёл в зону низких кучево-дождевых облаков и, несмотря на устойчивую палубу, порывы ветра потрепали ангарную команду.
— Вовремя, — старпом появился в ходовой рубке слегка взъерошенным, поправляя пилотку на влажных волосах, — шквалит — весь ангар лужах.
— Вот, — Терентьев протянул ему листок радиограмм, — не вовремя!
Прочитав содержание, Скопин лишь мысленно сплюнул.
Сообщалось об аварии на британской подводной лодке «Артфул» с её координатами. Из штаба флота приказали оказать содействие, при этом имелось в виду лишь выслать вертолёт. Затем следовало подтверждение
— При этом сами британцы с ПЛ молчат, — негодовал Терентьев, — и на запросы не отвечают! Что у них произошло — тоже не известно.
— И что может сделать вертолёт, да при такой бальности, — Скопин вдруг заметно помрачнел, однако не смог удержаться от подначки, — даже если у их гомиков на борту просто запор случился — пургену в море сыпануть? Так и то бестолку — Гольфстримом разнесёт, лишь тюлени на Шпицбергене обосруться.
Он ещё раз взглянул на «квитанцию», видимо прикидывая координаты:
— А ведь действительно, норвежцам же, со Шпицбергена до них рукой подать.
— Единственное, что их самолёт сообщил — лодка всплыла. Союзнички, мать их…. И наши в штабе — молодцы. Наверняка их из Нортвуда [12] напрямую попросило — наши не отказали, но вертолётом отмазаться решили. Как будто не знают про погоду.
12
В Нортвуде (пригород Лондона) расположен штаб Королевского флота Великобритании.
— Ребят на «вертушке» слать — только машину потерять. Тем более скоро стемнеет. Но…, помочь-то надо….
— Да знаю я…, - досадливо отмахнулся Терентьев, — командуй поворот. На «Петре» подойдём. Часа за три там будем.
— Если ничего не случится, — пробормотал Скопин.
«Какая всё же неразбериха творится в эфире! Последний раз удалось связаться с базой, — Генрих Тимм взглянул на ручной хронометр, — фактически уже сутки назад. На иных частотах несут полную околесицу, особенно преуспели финны. Если им верить, закрутилась не слабая заварушка, только видимо связист что-то напутал или перевёл с финского не правильно».
Судя по легкой качке, субмарина шла в надводном положении. Разбудил его вестовой — командира требовали на мостик.
«А я тут валяюсь»! — Рывком сдёргиваясь с койки, укорил себя Тимм.
Путь из Нарвика был неблизкий — надо было пробраться в воды к русским и пощипать их за вымя. Норвежцы дали неплохие лоции и вообще любезно улыбались. Но не особо доверял он им — так и казалось, что эти приветливые с виду парни норовят подсунуть дохлую рыбу.
«Дохлая рыба» ему вспомнилась не случайно. В целом всё шло нормально, пока их не траванул кок этими «свежими» продуктами, полученными квартирмейстером от норвежцев.
«А на что ещё грешить, если подташнивало и мутило весь экипаж одновременно?
Он даже отправил по этому поводу радиотелеграмму на базу и собирался отказаться от выполнения задачи, однако, вскоре экипаж (за редким исключением, включая его самого), чувствовал себя нормально.
Оказывается субмарина находилась на перископной глубине, просто на море слегка заштормило и поэтому ощущалась качка. Отмахнувшись от доклада, Тимм сразу припал к визиру перископа, понимая, что то, что заставило вахтенного офицера его разбудить, находится на поверхности.