Одинокий волк

Чайлд Морин

— Да. — Покачав головой, Джесс улыбнулся. — Кто бы мог предположить несколько лет назад, что я буду с такой радостью менять подгузники?

Джерико тоже не предполагал, что из его брата-серфингиста может получиться отличный семьянин.

— У меня тоже скоро все начнется заново, — ухмыльнулся Джастис. — Мэгги тоже беременна. Похоже, в нашей семье новый бум рождаемости.

— Вот здорово! — Джесс хлопнул брата по плечу. — Осталось только Мауре и Джефферсону завести еще одного ребенка и Джерико найти себе жену.

Джерико покачал головой:

— На меня можете не

рассчитывать, а Мауре и Джефферсону следует дать небольшое послабление. Дженсену ведь еще и года нет.

— Джошуа тоже, — заметил Джесс, затем спросил его: — Ты, правда, хочешь остаться единственным из Кингов, не внесшим свой вклад в продолжение рода?

— Должен же хоть один из нас оставаться человеком здравомыслящим.

— Ты всегда был упрям, как стадо баранов, — сказал Джесс, широко улыбаясь. — Настолько упрям, что не хочешь замечать очевидного. — Он поднял кулер. — Эта чертова штуковина весит целую тонну. Что в ней?

— Только самое необходимое, — послышался с заднего крыльца голос Дейзи. — Там пиво, снова пиво и на случай жажды еще немного пива.

— Такие пикники я люблю, — рассмеялся Джесс.

Она улыбнулась ему в ответ, и на мгновение Джерико почувствовал себя лишним. Он завидовал своим братьям, которые могли так запросто общаться с Дейзи. Их не влекло к ней с такой силой, что каждая чувствительная клеточка тела была готова взорваться от напряжения.

Стоило ему только один раз на нее взглянуть, как у него пересыхало во рту. На ней был темно-зеленый свитер, из выреза которого выглядывал воротничок белой рубашки. Потертые джинсы облегали ее стройные ноги как вторая кожа, на ней были сапоги, которые он не позволил ей надеть в день ее испытания. Она выглядела чертовски привлекательно, и его сердце так громко застучало, что он чуть не оглох.

Как долго она стояла на крыльце? Слышала ли его слова о том, что он не собирается обзаводиться семьей? Вполне возможно. Он не слышал, как открылась дверь.

Хотя одна его часть хотела, чтобы она это пропустила, другая признавала, что для них обоих будет проще, если она перестанет питать иллюзии на его счет.

Глава 9

Пристально глядя на Джерико, Дейзи добавила:

— В другом кулере сэндвичи, картофельный салат, салат с лапшой, жареная курица и шоколадные пирожные.

— Мэм. — Сняв свой стетсон, Джастис поклонился ей. — Вы настоящая волшебница, и мы вам очень благодарны.

— Никаких пирожков с мясом? — тихо спросил Джерико.

По-прежнему глядя на него, Дейзи улыбнулась, но он заметил печаль, затаившуюся в глубине ее янтарных глаз, и внутри у него все оборвалось. Неужели она слышала его разговор с братьями? Или, может, причиной ее грусти была предстоящая разлука?

— Пирожки я тоже испекла. Я же знаю, как ты их любишь.

На мгновение Джерико показалось, что они с Дейзи одни не только на этой горе, но и в целом мире. Окружающий мир словно перестал существовать. Волна нового чувства, накрывшая его, была такой мощной, что он чуть не захлебнулся. Он не собирался к ней привязываться, но сам не заметил, как это произошло. Как он в нее…

Джерико

отбросил эту мысль, прежде чем она успела до конца сформироваться. Он не мог признаться даже самому себе, что испытывает к Дейзи нечто большее, чем сексуальное влечение и дружескую симпатию. Но в любом случае у того, что их связывало, нет продолжения. Во-первых, ему не нужны были постоянные отношения, во-вторых, он скрывал от нее правду о последнем задании ее брата. Эту проблему он решит сразу, как только вернется с рыбалки. Когда он откровенно с ней поговорит, она уедет, и все станет на свои места.

Ему будет ее не хватать, но он должен с этим справиться.

Джесс что-то сказал, и Дейзи рассмеялась. Джерико посмотрел на нее, и внутри у него все напряглось. Эта женщина действовала на него на многих уровнях, часть которых он даже не мог идентифицировать. Он хотел ее и в то же время хотел, чтобы она уехала. Нуждался в ней и всячески пытался это отрицать.

Как могла одна маленькая хрупкая женщина вызывать столько разных эмоций у одного мужчины? Особенно в том, который взял за правило ни к кому глубоко не привязываться. До встречи с Дейзи самым продолжительным для него был двухнедельный роман в Канкуне с брюнеткой, которую он почти не помнил.

В течение долгих лет он избегал привязанностей, будучи твердо уверен, что служение родине и семья — вещи несовместимые. Он всегда считал и продолжал считать, что солдат принесет своей стране больше пользы, если ничто не будет отвлекать его от этой благородной цели.

Он много раз был свидетелем того, как из-за долгих отлучек распадались семьи его товарищей. Но больнее всего было смотреть на жен и детей, когда их мужья и отцы не возвращались домой. Разумеется, сослуживцы говорили ему, что он не прав. Они утверждали, будто семьи дают им столько сил, что этим компенсируются все волнения и тревоги. В действительности многим военным удавалось совмещать карьеру и заботу о семье.

Но Джерико принял для себя твердое решение — никакой семьи, пока он на военной службе.

«Теперь какие у тебя отговорки?» — спросил его внутренний голос. Он уволился из вооруженных сил, но продолжал держать людей на расстоянии.

«Так проще жить. Меньше шума и суеты», — решил он, но даже ему самому эти отговорки показались жалкими.

— Итак, каковы ваши планы на эти выходные? — спросила Дейзи, нарушив ход его мыслей.

Он хотел ответить, но Джесс опередил его.

— Буду сидеть на берегу озера и слушать вранье моих братьев, — произнес он, подмигнув ей.

— В тот день, когда ты прикусишь свой длинный язык и начнешь слушать других, в аду откроется ледовый каток, — сказал Джастис, шутливо толкнув его плечом.

— Поскольку вы с Джерико такие молчуны, кто-то должен вести беседу. — Он снова улыбнулся девушке. — Ты это можешь подтвердить, правда, Дейзи? Джерико действительно разговорчив, как рыба?

Она устремила свой взгляд на Джерико, и его словно стрелой пронзило. В ее глазах плясали искорки смеха, когда она произнесла:

— Не знаю. Обычно у него не возникает проблем с красноречием, когда он говорит мне, что я должна делать, а чего нет.