Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

— Послушай, всё не так просто, — и я призналась Платону об особенностях отношений с папой, которые давно оборвались.

— Мари, давай съездим и просто глянем со стороны, — мужчина оставался непреклонен. — Время не совсем позднее, есть шанс, что мы что-нибудь увидим. Понятное дело, что я не заставлю тебя идти к отцу на ночь глядя, да ещё и конкретно сейчас. — Он глянул мне в глаза весело, а я так разволновалась, что даже не поняла причину для улыбки. — Просто посмотрим, и всё. А потом ты сама для себя решишь: надо ли

заявляться в гости открыто.

Мне оставалось только обреченно кивнуть.

— Слушай, а не опасно связываться с этим Виктором? — спросила я, пока мы мчали по трассе в сторону отцовского дома. — Он выглядит довольно… скользко. Не обманет?

— Виктор не меценат, разумеется. Он ничего не будет делать без своего глубокого интереса. Но если его заинтересовать ценой — с ним можно договориться о многом. У нас с ним заключена сделка. С меня — определенного спектра эмоции. С него — информация.

— Эмоции?..

Разумеется, бесы падки на чужие грязные тайны. На угрызения совести, боль, обиду, сокровенные желания. Но настолько, чтобы взамен помогать? Что ему мешает напитаться от любого другого существа? Мне кажется, у этого Виктора нет отказа в «обеде», он похож на того, у кого есть определенная власть. Другие бесы, с которыми я встречалась ранее, выглядели жалко. Низшая нечисть, вынужденная питаться сплетнями и слухами, побираться любой уроненной крохой, шнырять рядом, только бы получить новую дозу.

Этого жалким назвать язык не поворачивался.

— Виктор говорит, что я особенно вкусный, — рассмеялся Платон. — Знаешь, кого-то охотнее кусают комары, а мною питается бес. Не самая высокая стоимость его услуг. В общем, Виктор не благотворитель, но если с ним заключить соглашение, он его не нарушит. По крайней мере, первым.

Коттеджный поселок располагался в живописном месте: с одной стороны его закрывал густой хвойный лес, с другой — беспокойные воды залива. У домов имелись собственные причалы. По размерам некоторые особняки не уступали замку Платона, хотя были здесь и вполне обычные двухэтажные каркасные дома.

Ветер задувал холодный, колючий — сказывалась близость к воде.

На въезде стояли шлагбаум и даже будка с надписью «Охрана. Предъявите пропуск», только вот шлагбаум был открыт, а охранника в будке не обнаружилось. М-да, защита на высшем уровне. Но нам же проще, не нужно выдумывать истории о том, что мы к кому-то едем в гости.

Мы беспрепятственно въехали внутрь и припарковались на специальной гостевой парковке.

— Дальше — лучше пешком, — посоветовал Платон. — Не будем привлекать к себе лишнее внимание.

Я опять кивнула. Меня начало потряхивать. Само осознание — где-то здесь живет мой папа! — выбивало из колеи, делало маленькой, неуверенной в себе девочкой. Все здравые мысли растерялись. Мне с одной стороны дико хотелось увидеть отца, даже наплевать на поздний час и постучаться к нему, а с другой — я понимала всю глупость данной затеи. Обрывала свои нелепые мечты о воссоединении горьким напоминанием: «Марьяна, ты ему не нужна. Была бы нужна — он бы напомнил

о себе чуть раньше, чем никогда».

Нужный дом стоял в конце улочки, упираясь в лес одним боком. Окруженный высоким забором-штакетником, через который, если подойти вплотную, прекрасно проглядывался внутренний дворик.

Участки здесь располагались на расстоянии друг от друга, а не вплотную. Платон осмотрелся, убеждаясь, что за нами никто не подглядывает.

— Не бойся, — подтолкнул меня к забору.

— Наверное, всё же не стоит. А если… если он увидит меня? Я не готова…

— Мари, успокойся. — Платон покачал головой. — Даже если он тебя увидит, то не узнает. Вспоминай: зелье, чары, маскировка.

Ох, точно. Я так перепугалась близости к одному лишь отцовскому дому, что совсем потеряла голову. На секунду всё действительно забылось. Мне почудилось, что одного случайного взгляда хватит, чтобы вспомнить брошенную дочь.

— Всё равно не знаю, опасно как-то. Шляются какие-то непонятные типы, в чужие дома заглядывают.

— Если вдруг нас кто-то заметит, просто скажем, что выронили ключи, — пожал плечами Платон.

И он непринужденно бросил связку прямо на землю, сам сел на корточки и начал делать вид, будто ищет её. Не слишком активно, чтобы не переусердствовать и не заинтересовать кого-нибудь своими действиями — но похоже на правду.

Я тоже присела и вгляделась в щель между планок забора.

Горели все окна с лицевой стороны дома. Сквозь полупрозрачный тюль я разглядела плазменный телевизор, стоящий в гостиной. Шла какая-то развлекательная передача. Я долго смотрела в экран, только бы не переводить взор дальше.

Слева, видимо, кухня. По крайней мере, я вижу угол холодильника и ножи, висящие на магнитной подставке.

Затем я заметила мелькнувший в углу женский силуэт, и сердце болезненно сжалось. А вот и новая жена папы. Та, которая сумела родить ему правильного ребенка, сделала его счастливым — подарила всё то, чего не смогла мы с мамой.

Взгляд вновь уперся в окно гостиной.

Папа…

В постаревшем мужчине отчетливо угадывались отцовские черты. Он полностью поседел за несколько лет (наверное, это генетика, мой отец не настолько старый), чуть осунулся. Но я легко его узнала.

Папа повернулся к окну лицом, но меня в темноте не заметил. А вот я разглядела… младенца на его руках. Крошечного карапуза в белом костюмчике, которого отец укачивал, которому что-то говорил или напевал, а тот тянулся к нему пухлой ручонкой.

Дышать стало ещё тяжелее.

Зря мы сюда приехали. Я не готова была подсматривать за украденным у себя счастьем. Это я могла жить вместе с папой, это мама должна была прибираться на кухне поздним вечером.

Нет, я точно не заявлюсь к нему на порог. Не хочу. Даже если всё успокоится и Нику перестанет за мной охотиться — что вряд ли, — я не стану унижаться. Я не нужна отцу, а тем более не нужна его жене или детям. Забытая покинутая дочь, которая напрашивается на отцовскую ласку — что может быть нелепее?