Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

— Можешь пока… идти, — через силу проговорил мужчина. — Выбери себе комнату, если захочешь есть — где кухня, ты знаешь. Станет скучно — найди чем развлечь себя. В доме есть библиотека.

Наверное, не стоило и предлагать, но я все равно не могла не спросить:

— Тебе точно не нужна помощь?

Вместо ответа он смерил меня таким хмурым взглядом, что стало понятно. Помощь нужна, но справляться он намерен сам.

«Ладно, мне же проще»

— Что ж, тогда до завтра, — и, облегченно сбежав из гостиной, я отправилась

осматривать этот без преувеличения дворец в поисках подходящего для ночевки места.

Долго блуждать по коридорам не было никакого толку. Кому лучше, если я заблужусь в этом огромном пустом особняке? Да и настроение сейчас не располагало к созерцанию, несмотря на то, что невольно я все равно сворачивала шею, охватывая взглядом картины на стенах, античные статуи в углах и пролетах.

Поднялась по широкой лестнице на этаж выше и дернула первую попавшуюся дверь.

Это оказалась просторная спальня. Огромная кровать, на которой уместились бы и пятеро, была заправлена красным бархатным покрывалом.

Зашла внутрь, прикрыв за собой дверь, и первым делом проверила висящее в углу зеркало — хвала небесам, оно оказалось самым обычным, за ним никакого окна не было. И, лишь успокоившись насчет этого, заметила стоящую на тумбочке фотографию.

На ней был запечатлен… Платон? Он стоял рядом с рыжеволосой женщиной, обнимая ее собственническим хозяйским жестом, словно утверждая на нее свое право. Уверенно и прямо смотрел в кадр, бросая вызов фотографу, а может, всему миру. Женщина же смотрела на Платона влюбленными глазами и, кажется, была действительно счастлива.

На снимке еще не было седины, длинные темные волосы мужчины были убраны в хвост, а одета пара была несколько старомодно.

Я невольно подняла взгляд на собственное отражение в зеркале. Зеленые глаза, которые раньше были цвета яблока, сейчас потухли и казались серыми. В грязных, забранных в хвост волосах природная рыжина особенно не проглядывала. Лишь кожа на лице выглядела свежей и отдохнувшей, здоровый румянец, никаких мешков под глазами.

Все-таки матирующие чары мне всегда удавались безупречно. Я определенно молодец. Никто не заметит моего изъяна. Лишь я сама знаю о том, какое мое лицо на самом деле.

Поставила снимок обратно на тумбочку и обвела комнату взглядом. Рядом с зеркалом стояло большое мягкое кресло, имелся шкаф в полстены.

Может быть, это спальня хозяина замка?

С другой стороны, больше никаких личных вещей. Хотя, опять же, пыли на поверхностях практически не было. Но, учитывая затворничество Платона и то, что, по его словам, я единственная обитательница замка, кроме него, можно было предположить, что тут какие-то чары для поддержания базовой чистоты.

А когда рядом с кроватью обнаружилась дверь, ведущая в ванную — то мне уже было совершенно наплевать, чья это спальня.

Жаль, полотенец или чего-то похожего

нигде не нашлось, шкафы в комнате пустовали, поэтому сняла покрывало с кровати, чтобы потом вытереться им.

Скинула с себя всё и залезла в изящное корыто. Несмотря на то, что оно выглядело как музейная реликвия, произведение искусства — сантехника самая что ни на есть современная. Вот только горячей воды не оказалось, да и банных принадлежностей тоже. Только кусок мыла в мыльнице, которым пришлось смывать себя грязь и усталость.

Впрочем, у Нику приходилось довольствоваться и меньшим, поэтому я все равно радовалась возможности помыться.

Пальцы прошлись по клейму, которым метил Альбеску свою собственность. Меж лопаток, оно не ощущалось, не болело — но я знала, что оно есть. И никогда не исчезнет.

Закутавшись в красное покрывало, чистой, вышла из ванной.

В дверях стоял Платон. Выглядел он уже чуть лучше, но все равно держался за косяк.

Я остановилась, укутываясь сильнее, но мужчина, едва заметив меня, и сам отвернулся:

— Лучше тебе выбрать другую комнату, — тихо попросил он.

— Она твоя? — то, каким голосом была высказана «просьба», лишало даже возможности возмутиться.

Хотя, по сути, он сам сказал: «Выбери любую».

— С чего ты взяла?

— Фото на тумбочке, — я кивнула в сторону зеркала.

Платон нахмурился, проследив за направлением моего взгляда, а в следующий момент вокруг рамки возникло облако черного густого дыма, и та вдруг сама собой перевернулась изображением вниз. Послышался звук треснувшего стекла.

— Неприятные воспоминания? — предположила я.

— Это не мое фото. Это родители. — Платон все еще неотрывно смотрел в ту сторону, где лежала рамка, или, скорее, куда-то вбок. На кресло рядом с зеркалом.

— Они умерли? — едва слышно спросила.

— Нет, просто живут не здесь. — Крылья его носа трепетали, говорить подробнее он был не намерен. Свет в комнате вдруг замигал, но почти сразу вернулся в норму.

“Интересно, проводка тут тоже новая, как и сантехника? Есть смысл беспокоиться?”

— Ладно, хорошо, — смысла спорить я не видела. — Тогда дай мне пару минут, я переоденусь и лягу спать где-нибудь в друго… что ты делаешь?

Платон медленно поднял телефон, переводя взгляд то на экран, то на кресло. Что-то щелкнул, снова посмотрел на экран.

— Всё в порядке? — уточнила я.

— Да, в полном. Просто галлюцинация. — И, произнеся это словно нечто само собой разумеющееся, он развернулся и вышел из комнаты.

«Просто галлюцинация», — эхом повторила я, с подозрением уставившись на кресло. Новый знакомый вызывал всё больше и больше подозрений.

«Псих какой-то…»

Забрав свои вещи и кусочек мыла, чтобы постирать их, я юркнула в соседнюю комнату. Она оказалась почти калькой предыдущей, разве что без покрывала и фотографии.