Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Шрифт:
— Нет, из департамента герольдии. Деды-прадеды мои, к слову сказать, в бархатных книгах повыше Романовых записаны были, но по причине гонора и правдолюбия в основном в опалах пребывали.
— Вон как даже? А я и не подозревала, что с аристократом дело имела… Чего ж раньше этого не рассказывал?
— Черт его знает… Тогда у вас, девочек, совсем другие вещи в цене были.
— А я, наоборот, под тебя подстраивалась… Ладно, Новиков, прощаю я тебя. Раз уж ты такой… несгибаемый. Только, наверное, видеться мне с тобой трудно будет.
—
Километров сто они проехали молча, а потом, будто ничего важнее ей в голову не пришло, Ирина спросила:
— А почему — сын боярский? Какое ты к боярам отношение имел?
— «Сын боярский» — это обозначение определенной категории военнослужащих в допетровские времена. Нечто вроде вольноопределяющейся гвардии. Потом дворянами стали называться.
…Вскоре, не без ее участия, Новиков уехал вновь. В очередную горячую точку планеты. И она смогла заставить себя не думать о нем и не вспоминать. Не испытывать грусти и боли, даже встречая изредка в газетах подписанные его именем статьи и репортажи. Но в душе прибавилось равнодушия и пустоты.
…И вот он снова сидит рядом с ней на диване, пришедший, как и обещал, по первому зову. Она чувствовала себя удивительно легко и хорошо сейчас, глядя на его лицо, слыша его голос, узнавая привычные интонации и жесты. Он расспрашивал о вещах совершенно несущественных и необязательных: о работе, о бывшем муже. И, не желая затягивать пустую беседу, она сказала, разом ставя все на свои места:
— Видишь, Андрей, по-твоему вышло. Пришло время…
— Острить мечи и седлать коней? Готов. Даже вдел ногу в стремя!
Словно вчера был тот разговор, так точно он попал в такт ее воспоминаниям. Ирина почувствовала, что глаза у нее вот-вот увлажнятся. Ослабли нервы. Или, напротив, отпускает перегрузка от сознания, что есть кому снять с нее давящую тяжесть.
— Вот так и выходит… Только ты у меня и остался, самый умный и самый верный…
Она рассказала ему историю с Берестиным и все, что ей предшествовало.
Новиков внимательно слушал, вертя в руках бокал на тонкой ножке.
— Нашелся, значит, герой-гвардеец. Ну, бог ему судья. А чего ж меня сразу не позвала? Такой ерунды я бы не сотворил.
— Я же знала твою позицию, и договор помню. Впрочем, тебя же и в Москве не было, раз ты к Новому году вернулся, это для меня все в неделю уложилось…
— Вот именно. Не верится мне что-то,
В который уже раз Ирина поразилась невероятной способности Новикова попадать в цель с первого раза, минуя массу промежуточных и для другого непреодолимых этапов мышления.
— Так, Андрей, были бы мы с тобой заодно всегда, нам бы цены не было. Ладно, скажу и остальное. Дело в том, что у меня перестала работать вся моя аппаратура. Примерно год назад прервалась связь с центром и я осталась совсем одна. Я не просто потеряла возможность работать — пропала всякая надежда когда-нибудь вернуться домой. Пусть я и не собиралась пока, но все равно мне стало жутко. Хуже, чем любому Робинзону. Попробуй понять. Оставался единственный выход — попасть в 66-й год, там работал ближайший координатор со стационарным постом наведения. Надо было установить там такой… как бы усилитель, чтобы снова возник канал. Тот координатор исчез вместе со своим универсальным блоком бесследно, возможно — погиб.
— А не мог ли он послать все к черту, как я тебе предлагал, и начать нормальную частную жизнь? Он кто был, мужик или тоже дама?
— Я не знаю.
— Ладно, бог с ним. И что, получилось у твоего десантника что-нибудь?
— И этого я не знаю. Сейчас все вообще перепуталось немыслимо. Алексей, если вернулся, попал туда же, в октябрь, но меня-то там нет, я уже в феврале…
— Ну и что? Вернулся, прожил разницу и все равно теперь здесь. Ты его искала?
— Нет, ты не понимаешь. Он до сих пор в октябре. Вот, смотри… — Она быстро нарисовала на салфетке ось времени, отметила точки, соединила дугами.
— Он здесь, а я сразу здесь. Ты все время жил по оси нормального времени, Алексей вернулся в точку отправления, а я сразу сюда. Понимаешь?
— Мало, но смутно. Ну а не черт ли с ними? Пусть тот парень остается там, где он есть, и живет, как жил. А для тебя непрожитые четыре месяца не такая уж потеря, думаю? Или твой парень тебе не просто так?
— При чем тут это? Да, мне показалось, что я готова его полюбить, если ты этого от меня добиваешься. Он хороший человек, может, лучше всех, кого я знала…
— Рад за тебя… И намек твой понял. И со свойственной мне бестактностью позволь спросить. Что лучше — ждать и не дождаться, или иметь и потерять?
— Издеваешься?
— Что ты! Просто думаю вслух. Извини, если что не так. Значит, нашла, почти полюбила и отправила черт знает куда для своих ракообразных каштаны таскать…
— Каких ракообразных, о чем ты?
— Ну, это я к слову… Парня твоего я понять могу — как же, если женщина просит… Знал бы, дурак, что всего-то мостик для нее наводит, чтоб в случае чего было на чем домой вернуться. Глядишь, и подумал бы лишний раз…