Одиссея Георгия Лукина
Шрифт:
– Нет… Я ничего не могу понять… Что вам надо…
– Что они от тебя требуют?
– Не могу понять… Какие-то лягушки… прокладки из шкурок… Они хотят, чтобы… я был… заведующим складом этих шкурок… Но это так… для видимости… а вообще? Зачем? И кто этот… повар? Он все время молчит… Молчит и смотрит… Я вроде знаю его… только не могу вспомнить… Он вроде бы добрый… а на самом деле… он совсем не такой… И вовсе он не повар…
– Но он очень хорошо готовит…
Мымрик придвинулся ко мне ближе и зашептал:
– Он не Повар… Он все умеет… Вот посмотришь… Потому что он Никто…
– Как Никто?
– А так…
– Но он есть.
– Это только кажется… И нет… и есть… Когда как… И вообще… Хоть бы как-нибудь проявился… Или пожалел, или засмеялся… А то смотрит и жарит… Как будто никого и нет… Я чувствую… мне не выбраться отсюда… Я так ничего и не пойму…
– Вы где работали?
– Я был директором автомагазина… Ну и того… немножко налево… дефицит всякий… А тут вдруг приходит этот… и говорит – куплю весь дефицит… В три раза дороже… Ну, я и клюнул… Если им нужен был дефицит… зачем они его не взяли, а взяли меня… Я ничего не пойму…
Огонь, видно, основательно подпалил подошвы Василиса. Он зашевелился и приподнялся, безобразно ругаясь.
Шатающейся походкой прошел несколько шагов в нашу сторону, но, к счастью, споткнулся о бутылку, в которой забулькало. Это спасло нас. Василис схватил бутылку, выпил через горлышко остатки самогонки и тут же упал.
У костра кто-то зашевелился. Я быстро пополз и вдруг наткнулся на ноги стоявшего человека. Я вскочил. Передо мной был повар.
– Вы… Тихон Егорович…
– Что ты здесь делаешь?
– Дал попить… ему… А вы…
– Гуляю… Не спится… – Повар внимательно посмотрел на меня.
– Спокойной ночи, Тихон Егорович… – сказал я торопливо. – Спокойной ночи…
Я пошел, потом оглянулся. Он смотрел мне вслед. Может быть, он в самом деле Никто?
Надо отправить сегодня дневник, а завтра попытаться бежать…
Два дня шел дождь, и они работали внутри дома – обивали дранкой потолок. Потом дранка кончилась, и отец уехал в город, а сыновьям, чтоб не скучали без дела, дал задание стругать полки для чулана. Работа была скучная, да к тому же мешало монотонное шуршание дождя на улице. Дождь шел частый, совсем мелкий, какой бывает ранней осенью, когда листва опала не полностью, а лишь самая крупная, самые спелые листья, и вот частый дождик барабанит по ним бесконечно, с утра до вечера, с утра до вечера…
Мальчик часто бросал рубанок, подходил к дверному проему и смотрел, как дождь пригибает лопухи возле крыльца. Льет и льет в лопух, тот сгибается все ниже и ниже, потом выливает из себя воду тонкой светлой струйкой и опять, дрожа от нетерпения, собирает в себя дождь, словно никак не утолит жажду. Интересно было смотреть и на кадушку. Вода в ней от дождя словно кипела, не хватало только легкого пара. А рядом шуршала крапива, подальше шуршали кусты сирени, посаженные матерью, а через дорогу шуршал лес. И всё: и крапива, и сирень, и подорожник, и бочка, и лес – шуршало каждый по-своему, и всё сливалось в таинственный большой гул, как будто где-то, очень далеко высадились марсиане со своими странными машинами, и вот машины гудят, марсиане осторожно лопочут по-своему, и возникает этот странный шум.
Старшему брату тоже не работалось. Он подошел, стал сзади и закурил. Дождь не принял новый запах, он втолкнул его назад, в дверной проем, а сам продолжал
– Знаешь что, – сказал старший. – Я, пожалуй, схожу в село… за спичками. У нас спички кончились.
– В столе еще много, – ответил мальчик. – На кухне…
– Разве? Гм… Впрочем, соли тоже надо купить. А ты тут пока закончи эти две доски.
Старший брат бросил в траву недокуренную папироску и стал натягивать мокрые сапоги.
– Да не вздумай, – предупредил он, – бегать на речку, искать эти чертовы бутылки. Мне и так за тебя от отца попало. Кстати, чем там кончилось дело?
– Пока ничем. Пираты мучают людей.
– Мучают? На нашей речке? – Брат рассмеялся. – Есть же чудаки, которым не жалко времени сочинять такое.
– Это правда, – сказал мальчик упрямо.
– Ну, ну, – старший перестал смеяться. – Я пошутил. Конечно, правда. – Он любил своего брата и не хотел его огорчать. – Тебя, конечно, сейчас тянет к приключениям, везде кажутся пираты, разбойники. Потом все пройдет. Я когда-то тоже… Один раз мы отправились ловить снежного человека…
– У меня не пройдет, – сказал мальчик.
– Все так думали.
– Пираты есть.
– Ну конечно, – старший погладил младшего по голове. – Тебе осточертело здесь одному. Вот построим дом…
Старший надел синтетический черный плащ и ушел в мокрый лес – в сапогах, в большой клетчатой фуражке, сразу потемневшей от дождя.
Мальчик дождался, когда шум дождя заглушил шаги брата, и тоже снял с гвоздя синтетический черный плащ. Голову он не покрыл. Мальчик любил ходить под дождем с непокрытой головой.
Бутылка третья
16 августа
Убежать не удалось, так как произошло несколько событий, которые делают побег пока невозможным. Первое событие – самое удивительное за все время. Случилось оно на следующий день после того, как я отправил дневник, 13 августа…
Утром, часов в десять, заскрежетал замок. Для обеда было еще рано, и я подумал, что это Василис ломится с похмелья, чтобы отвести на нас душу. Василис действительно ввалился, опухший, с красным носом, но он был не один. За ним в сарай вошла женщина. В полумраке сарая дверь, залитая солнцем, не давала возможности хорошо разглядеть ее, но я сразу определил, что она молодая и красивая. Зажмурившись, она старалась рассмотреть нас, но было слишком темно. Василис тоже хлопал своими красными глазами. Потом они двинулись к нам. И тут я так сильно вздрогнул, что моя рука, опирающаяся о край бочки, соскользнула, и я по локоть очутился в кишащих тварях. Вошедшая женщина была утопленница Лолита-Маргарита!
– Здравствуй, Жорик, – сказала Лолита-Маргарита, подходя ко мне и как ни в чем не бывало улыбаясь.
– Здесь… – Я вытащил руку из бочки, машинально зажав в кулаке дергающуюся тварь.
– Не ожидал?
– Ты же утонула…
– Не до конца.
На продавщице были нейлоновые, в обтяжку, синие брюки, мужская в клеточку «ковбойка» и легкие сандалеты. Над головой, как солнечные протуберанцы, реяли рыжие клочья.
Вдруг разгадка мелькнула у меня в голове.
– Неужели тебя тоже…