Одиссея Грина

Фармер Филип Хосе

— Отлично, дорогая. Я пошел.

— Алан!

— Да? — нетерпеливо ответил он.

— Если что-нибудь случится… с тобой или со мной… помни — я люблю тебя.

Он вздохнул. Даже в таких вот условиях никуда не денешься от женских штучек.

— Я тоже люблю тебя. Но сейчас не могу доказать тебе это.

И прежде чем она успела ответить, он ускользнул прочь, чтобы не терять драгоценного времени. На четвереньках он обогнул угол хижины. Когда он достиг того места, где следующий шаг выставил бы его на обозрение часового и старух, он остановился. Все это время он считал

секунды. Насчитав пять минут, — целая вечность, как ему показалось, — он поднялся и быстро шагнул за угол с копьем в руке.

Часовой пил из кувшина — глаза прикрыты, рот открыт. Он свалился с копьем, торчащим из глотки как раз над грудной костью. Кувшин упал, замочив его ноги пеной и пивом. Грин выдернул лезвие и резко обернулся, готовый ринуться к любому, кто попробует убежать. Но старухи сидели на коленях, согнувшись над широкой доской, на которой они перебирали какое-то зерно, и болтали между собой. Слепой мальчик продолжал стучать по барабану, повернув лицо к огню. Только один увидел Грина — ребенок лет трех. Засунув в рот палец, он круглыми глазами смотрел на незнакомца. Но он был слишком испуган, чтобы поднимать шум, или не понимал, что случилось, и ждал реакции взрослых, прежде чем высказать собственное отношение.

Грин поднес палец к губам в универсальном призыве к молчанию, потом повернулся и поднял засов на дверях. Эмра вырвалась первой и взяла копье часового из рук мужа. Нож мертвеца перешел к Инзакс, а другой — к Эйге, высокой мускулистой женщине, которая на судне командовала женской бригадой и однажды убила матроса, защищая свою честь.

В этот момент трескотня старух прекратилась. Грин повернулся, и молчание нарушилось воплями. Обезумев от страха, хрычовки попытались подняться с колен и убежать, но Грин и женщины настигли их прежде, чем они успели сделать хоть несколько шагов. Никто из них не достиг леса. Это была страшная работа, в которой эффениканские женщины выплеснули свою ярость.

Не глядя на трупы несчастных старух, Грин вернулся к детям и отправил их в избушку, где прежде сидели пленные. Ему пришлось удерживать Эйгу она хотела прирезать их. Он с удовольствием убедился, что Эмра не поддержала это мясницкое намерение. Она, поняв его быстрый взгляд, ответила:

— Я не могу убивать детей, пусть даже отродье этих извергов. Это… словно зарезать Пэкси.

Грин увидел, что одна из женщин держит его дочь. Он подбежал к ней, взял дочь на руки и поцеловал ребенка. Сун, десятилетняя девочка Эмры и храмового скульптора, подошла и скромно встала рядом с ним, ожидая, когда ее заметят. Он поцеловал и ее тоже.

— Ты уже большая девочка, Сун, — произнес он. — Думаю, ты сможешь держаться рядом с матерью и заботиться о Пэкси вместо нее. А она пусть идет с копьем.

Девочка — большеглазая рыжеволосая симпатяга — кивнула и взяла ребенка на руки. Грин посмотрел на длинные строения с мыслью предать их огню. Но решил не делать этот, когда подумал, что ветер может разнести искры и тогда загорится избушка, в которой заперты дети дикарей. Пожар, несомненно, вызовет замешательство среди гуляк у разбитого корабля и на первое время задержит

их, но уж потом они не отстанут. Кроме того, существовала опасность, что пожар перекинется на лес, хоть он и казался довольно влажным. Грин не хотел бы уничтожать единственное на данный момент укрытие.

Он направил несколько женщин в длинное здание, чтобы они забрали оттуда как можно больше продовольствия и оружия. Через несколько минут отряд был готов к походу.

— Мы двинемся по тропинке, что ведет в другую сторону от места крушения, — сказал Грин. — Будем надеяться, что она приведет нас на другой конец острова, где мы сможем найти какие-нибудь маленькие ветроходы и спастись на них. Должны же у этих дикарей быть хоть какие-то суда.

Эта тропинка была такая узкая и извилистая, как и та, по которой пленников вели в селение. Но она вела на запад, а людоеды находились на восточной оконечности острова.

Сначала тропинка вела вверх, иногда сквозь проходы между скалами. Несколько раз им приходилось огибать небольшие озерца, хранилища дождевой воды. Один раз на поверхность выпрыгнула рыба, немало испугав их. Остров был на полном самообеспечении со своей рыбой, кроликами, белками, дикими птицами, поросятами и различными овощами и фруктами. Грин прикинул, что, если деревня находится в центре острова, тогда площадь его должна быть около полутора квадратных миль. Скалы, травы и лес могли предоставить недурное убежище беглецу. Одному — да, но не шестерым женщинам и восьми ребятишкам.

18

Изрядно запыхавшись, подбадривая друг друга, а порой и чертыхаясь, они наконец достигли вершины самом высокого холма. Внезапно они оказались на поляне, венчавшей эту вершину. Прямо перед ними стоял лес тотемных шестов, бледно отсвечивающих в лунном свете. За ними зияла темная пасть большой пещеры.

Грин вышел из тени ветвей, чтобы осмотреть все получше. Вернувшись, он сказал:

— Там рядом с пещерой избушка. Я заглянул в окно. В ней спит старуха. Но ее кошка проснулась и, наверное, разбудит ее.

— На всех шестах — черепа кошек, — вмешалась Эйга. — Должно быть, это священное для них место. Наверняка вход сюда запрещен всем, кроме старых жриц.

— Может, и так, — ответил Грин. — Но должны же они проводить где-то здесь религиозные обряды. Там, с другой стороны от входа в пещеру, куча человеческих черепов и покрытый кровью столб. У нас два выхода. Можно спуститься по другой стороне холма, выбраться на равнину и попытать счастья там. А можно спрятаться в пещере и надеяться, что из-за табу никто не будет нас там искать.

— А мне кажется, они первым делом заглянут сюда, — сказала Эйга.

— Нет, если мы не разбудим старуху. Тогда дикари, если спросят ее позднее, не проходил ли кто мимо, получат нужный нам ответ.

— А как насчет кошек?

Грин пожал плечами.

— Будем надеяться, что нам повезет и они не начнут вопить, когда мы войдем в пещеру.

Он имел в виду все усиливающееся кошачье мяуканье.

— Нет, — возразила Эйга, — этот шум привлечет сюда островитян. Они поймут, что здесь кто-то чужой.