Одиссея последнего романтика

Григорьев Аполлон Александрович

<Начало декабря 1857. Флоренция

Альбому в день его рождения ^{223}

Имею честь тебя, альбом, Поздравить с днем рожденья! Что ты не будешь дураком, Не нужны уверенья. Ума и чувства есть печать, На многих очевидно… Уму ж и чувству в жизни спать, Поверь мне, очень стыдно.

Декабря 11. <1>857. <Флоренция>

«Когда пройдя, бывало, Гибеллину…» ^{224}

«Когда пройдя, бывало, Гибеллину И

выбравшись на площадь Триниту ^{225} , Дороги к вам свершу я половину ^{226} И всё бодрей, и веселей иду. Воображая важную картину, Которую, наверное, найду; Такую же, как и всегда и прежде, А именно: тревожный дух в Надежде Филипповне (сей первый дух забот — Неутомливый дух самогрызенья), А в Вас зато — отсутствие хлопот И жажду важную движенья (Что к Вам так удивительно идет И на меня наводит умиленье). Когда, бывало, этот мир, — с душой Сроднившийся, в душе несешь с собой, И, входя к Вам, он наяву предстанет, То сердцу странника или скорей Бездомного бродяги — как же станет Отрадно и тепло… но, видно, сей Прекрасный мир, как всякий мир, обманет. Вы едете… Хоть глупо, но ей-ей… По Вас мы псами очень безобразно Завоем от хандры однообразной… Известно Вам — завоем мы вдвоем, В обоих нас развилось много дури… Мы будем выть, поверьте, обо всем И даже о нескладной «рассикуре»! ^{227}

1858. Февр<аля> 21. Firenze

Импровизации странствующего романтика

1. «Больная птичка запертая…» ^{228}

Больная птичка запертая, В теплице сохнущий цветок, Покорно вянешь ты, не зная, Как ярок день и мир широк, Как небо блещет, страсть пылает, Как сладко жить с толпой порой, Как грудь высоко подымает Единство братское с толпой. Своею робостию детской Осуждена заглохнуть ты В истертой жизни черни светской. Гони же грешные мечты, Не отдавайся тайным мукам, Когда лукавый жизни дух Тебе то образом, то звуком Волнует грудь и дразнит слух! Не отдавайся… С ним опасно, Непозволительно шутить… Он сам живет и учит жить Полно, широко, вольно, страстно!

25 января 1858

2. «Твои движенья гибкие…» ^{229}

Твои движенья гибкие, Твои кошачьи ласки, То гневом, то улыбкою Сверкающие глазки… To лень в тебе небрежная, То — прыг! поди лови! И дышит речь мятежная Всей жаждою любви. Тревожная загадочность И ледяная чинность, То страсти лихорадочность, То детская невинность, То мягкий и ласкающий Взгляд бархатных очей, То холод ужасающий Язвительных речей. Любить тебя — мучение, А не любить — так вдвое… Капризное творение, Я полон весь тобою. Мятежная и странная — Морская

ты волна, Но ты, моя желанная, Ты киской создана. И пусть под нежной лапкою Кошачьи когти скрыты — А всё ж тебя в охапку я Схватил бы, хоть пищи ты… Что хочешь, делай ты со мной, Царапай лапкой больно, У ног твоих я твой, я твой — Ты киска — и довольно. Готов я все мучения Терпеть, как в стары годы, От гибкого творения Из кошачьей породы. Пусть вечно когти разгляжу, Лишь подойду я близко. Я по тебе с ума схожу, Прелестный друг мой — киска!

6 (18) февраля 1858

Citta dei Fiori

3. «Глубокий мрак, но из него возник…» ^{230}

Глубокий мрак, но из него возник Твой девственный, болезненно-прозрачный И дышащий глубокой тайной лик… Глубокий мрак, и ты из бездны мрачной Выходишь, как лучи зари, светла; Но связью страшной, неразрывно-брачной С тобой навеки сочеталась мгла… Как будто он, сей бездны мрак ужасный, Редеющий вкруг юного чела, Тебя обвил своей любовью страстной, Тебя в свои объятья заковал И только раз по прихоти всевластной Твой светлый образ миру показал, Чтоб вновь потом в порыве исступленья Пожрать воздушно-легкий идеал! В тебе самой есть семя разрушенья — Я за тебя дрожу, о призрак мой, Прозрачное и юное виденье; И страшен мне твой спутник, мрак немой; О, как могла ты, светлая, сродниться С зловещею, тебя объявшей тьмой? В ней хаос разрушительный таится.

1858

4. «О, помолись хотя единый раз…» ^{231}

О, помолись хотя единый раз, Но всей глубокой девственной молитвой О том, чья жизнь столь бурно пронеслась Кружащим вихрем и бесплодной битвой, О, помолись!.. Когда бы знала ты, Как осужденным заживо на муки Ужасны рая светлые мечты И рая гармонические звуки… Как тяжело святые сны видать Душам, которым нет успокоенья, Призывам братьев-ангелов внимать, Нося на жизни тяжкую печать Проклятия, греха и отверженья… Когда бы ты всю бездну обняла Палящих мук с их вечной лихорадкой, Бездонный хаос и добра и зла, Всё, что душа безумно прожила В погоне за таинственной загадкой, Порывов и падений страшный ряд, И слышала то ропот, то моленья, То гимн любви, то стон богохуленья,— О, верю я, что ты в сей мрачный ад Свела бы луч любви и примиренья… Что девственной и чистою мольбой Ты залила б, как влагою целебной, Волкан стихии грозной и слепой И закляла бы силы власть враждебной. О, помолись!.. Недаром ты светла Выходишь вся из мрака черной ночи, Недаром грусть туманом залегла Вкруг твоего прозрачного чела И влагою сияющие очи Болезненной и страстной облила!