Одна для двоих. + Ещё 2
Шрифт:
Родители нас троих уже приехали. Папы и мамы.
Сашка, который жил недалеко от нашего дома, курсировал по спальне туда-сюда и что-то активно выяснял по телефону.
Даже Женька примчался. Да еще и Воробышка с собой прихватил. Оба выглядели мрачными и сосредоточенными. И внимательно следили за мной.
Больше всего я удивилась появлению на пороге спальни… Мыша.
Никита сразу потянул к нему свои маленькие ручки. Он узнавал и признавал его каждый раз, как тот появлялся в поле зрения.
И Мыша забрал его
Рядом были все. Кроме тех, кого я сейчас хотела видеть больше всего. Мамонтятки мои…
— Ксюшенька, как ты себя чувствуешь? — мама Андрюши погладила меня по голове и поднесла к губам чашку. — Выпей, пожалуйста. Это успокоительное. И тебе это можно, как кормящей.
— Мамонтятки? — я едва смогла выдавить из себя это единственное слово.
Мамы Вика и Андрюши переглянулись хмурыми взглядами.
— Папы и Саша все выясняют. Пока никакой информации нет.
— Ксюша, постарайся набраться терпения. — рядом с моей кроватью присел Мыша с Ником на руках. — Я дернул свои источники тоже. Как только что-то будет известно, нам обязательно сообщат.
Я кивнула, но почувствовала, что слезы побежали по щекам. Не могла их ни остановить, ни проконтролировать.
— Доченька, тебе нельзя сейчас нервничать. — рядом присела мама и положила мою голову себе на ноги. — Молоко пропадет. А малышам оно еще очень нужно. Держись ради них. И будем верить в то, что все хорошо. Что это просто проблемы со связью или что-то в этом духе.
Я слушала ее голос, впитывала буквально каждое слово и цеплялась за мысль о наших телепузиках. О том, что я должна быть сильной ради них. Что слабость сейчас — непозволительная роскошь для меня.
Но в душе… Там все просто разрывалось. Сердце ныло и болело. По-настоящему болело.
Если с моими мужьями что-то случилось… Я судорожно сглотнула и постаралась отогнать эту мысль подальше. Потому что там, если ее додумать до конца, «там» я не понимала, как жить. Как растить нашу малышню, где брать силы…
Накатывающую истерику я удерживала неимоверными усилиями. Смотрела на своих деток и понимала, что, если сейчас разрыдаюсь я, они тут же подхватят. А пугать и нервировать еще больше малышей я очень не хотела. Они и так явно чувствовали, что происходит что-то нехорошее.
Следующие несколько часов я провела словно в тумане. Сосредоточилась только на том, чтобы удерживать рвущуюся наружу истерику и уговаривать себя, что все будет хорошо. Все звуки, разговоры, снующие вокруг меня родственники — были где-то там, на втором плане.
В груди тяжело ухало сердце и все давалось мне с неимоверным трудом. Будто из меня разом выкачали всю энергию.
Меня чем-то пытались накормить мамы. И напоить горячим чаем. Не лезло в горло ничего. Но я постаралась, хоть что-то проглотить.
Следила за малышней, которую тоже уговаривали поесть. Телепузики капризничали,
Я ничего не хотела в этот момент, кроме одного — чтоб Вик и Андрюша вернулись. Целыми и невредимыми. Чтобы у наших деток были живы их папочки.
Говорят, мысль материальна. Целуя головы своих деток, я представляла, как Вик и Андрюша снова держат их на руках, целуют в щечки и носики, и улыбаются мне.
Глава 40. Ксюша
Больше всего на свете я ненавижу ожидание.
Ну нет во мне и не было никогда нужного запаса терпения, мудрости и спокойствия чего-то «чинно и благородно» дожидаться. Не моя это добродетель. Не моя. Мне нужно все и сразу.
Я потягивала очередную чашку успокаивающего чая и думала только о том, что готова научиться ждать, готова научиться. Пусть только мне отдадут моих мамонтят. Живыми, целыми и невредимыми.
Пальцы вцепились в чашку так сильно, что костяшки побелели. А мозг будто зашел в режим альфа-состояния. Я молча следила за тем, как возятся с телепузиками наши родители. И слабо реагировала на все остальное вокруг. Меня что-то спрашивали, что-то мне говорили. Но я практически не откликалась.
И только как мантру повторяла про себя «С моими мамонтятами все будет хорошо. Они скоро вернутся. Мы будем вместе».
Поэтому, когда меня за плечи практически принудительно подняли со стула и поставили на ноги, и когда мне начали что-то говорить взволнованные родители, я не сразу поняла, что вообще происходит.
На меня натянули плащ, обувь и зачем-то потащили в машину. Только когда мы отъехали от дома я немного больше начала воспринимать реальность. И услышала обрывочные слова «самолет», «аэропорт», «посадка».
В аэропорт мы примчались целым «табором», так сказать. Оставив дома только моих родителей с телепузиками. Все остальные поехали с нами. Ведь среди нас не было чужих.
И снова началось ожидание. Долгое, мучительное, натягивающее нервы до предела и сводящее с ума. Нам совершенно ничего не говорили, ничего не поясняли и даже не дали возможности задать вопросы. И это осложняло ожидание во много раз.
Все что мы знали, так это то, что всем родственникам пассажиров, летевших тем же рейсом, что и мои мамонтята, сообщили о необходимости явиться в аэропорт. А дальше… снова ждать.
Мы заняли места в зале ожидания. И жадно прислушивались к любым новостям, хоть какой-нибудь информации, к любому перешептыванию друг с другом ожидающих. Каждому из присутствующих здесь хотелось хоть что-то узнать о своих родных. Это читалось в глаза. Ожидание с надеждой и страх, на грани ужаса, что эти ожидания не оправдаются.