Одна дорога из Генуи
Шрифт:
Любой человек меча морально готов продолжать сражаться, невзирая на раны. Тем более, что палец определенно не та часть тела, боль в которой парализует до затемнения в глазах. Разбойник атаковал.
Обмен ударами. Противник явно превосходит опытом, хотя и не мастер, судя по тому, что Симон еще жив.
Если не мастер, и мы с ним фехтуем первый раз, то может прокатить прием из школы Кокки, который против бойцов своего уровня на первый раз прокатывает почти всегда.
Симон отбил очередной
Противник отбил и сразу же перевел в атаку. Злится. Отбивает со всей дури и бьет от всей души. Отлично, против осторожного не сработает.
Симон повторил атаку. Противник отбил удар с той же яростью. Симон дернул правую руку немного на себя, и как только противник разорвал соединение мечей, И сразу же перешел в выпад с уколом.
Укол вместо защиты, это верное обоюдное поражение. И если укол достигнет цели, то меч задержится в теле врага. А враг, даже если проткнуть ему сердце, все равно успеет довести свой удар.
Кокки, когда показывал этот трюк, успевал взять оппозицию клинком или перекрестьем. Но ученикам советовал подставить под ответный удар плащ, кинжал или какой-то еще предмет.
У Симона не получалось ни первое, ни второе. Поэтому он делал максимально низкий выпад, падая вперед с опорой на левую руку. Вывернуться из такого положения в защиту никак не возможно, но если противник убит, то защита как бы и не нужна. В школе этот прием у него получался достаточно часто. В жизни пока что никогда. В Генуе народ не особо конфликтный. Если самому знать нехитрые правила, не нарываться и не подставляться, то можно годами не доставать меч на улице.
Левая рука плюхнулась в кучку конского навоза. Симон отвлекся и не увидел, куда прошел укол, но рука почувствовала сопротивление при уколе. Клинок воткнулся в тело врага, наверное, пальцев на пять. И враг сразу упал, судя по тому, как рвануло меч из руки в падении.
Симон поднялся, брезгливо глядя на левую ладонь, измазанную свежим навозом. Еще не успев встать, по одобрительным возгласам зевак он понял, что получилось. Противник повалился замертво, и напротив сердца расплывалось темное пятно. Да, черт возьми! Полевой хирург знает, где у человека сердце!
Почему меч врага в крови? Симон оглядел себя, но не увидел никаких ран или разрезов на одежде.
— Что смотришь? — сказал кто-то из зевак, — Он в тебя не попал. Это друга твоего кровь.
Петер лежал убитый. С первого взгляда видно, что голова разрублена до середины мозга.
— Помогите положить его в телегу, — попросил Симон, — И где тут какой-нибудь рынок?
— Этот нужен? — спросил другой зевака, намекая на мертвого врага.
В совсем плохом районе покойника уже обобрали бы, никого не спрашивая. Но в совсем плохих районах улицы не такой ширины, чтобы там пролезали телеги. В приличных местах с широкими улицами о деликатных вещах все-таки спрашивают. Особенно
Симон подошел к покойнику, срезал с него кошелек. Ого! Серебро и даже золото.
— Все, что с него возьмете, ваше, — сказал Симон, протягивая кошелек спросившему, — Но!
Тот радостно заглянул внутрь, и на его лице отобразилась быстрая смена эмоций. Подарок — золото — это не простой разбойник — его победитель тем более не простой.
— Слушаю, — ответил тот, выражая все возможное уважение и серьезность.
— Его надо отпеть и похоронить, а не скормить свиньям.
— Ладно.
— И нас здесь не было.
— Понял. Если что, я вас не видел, — улыбнулся собеседник.
Симон положил руку ему на плечо.
— Ты не понял. Никто нас здесь не видел. Господь завещал делиться.
Симон сказал это достаточно громко, чтобы слышали и остальные подтянувшиеся зрители.
— Эээ…
— Ты делись, а мы не видели, — сказал еще кто-то.
На прощание Симон освободил странную крашеную крысу. Иногда бывает так, что вроде свой человек, а в беде покажет себя как крыса. Но бывает, оказывается и так, что всю жизнь крыса крысой, а в беде как свой человек.
— Эй, парень, это у тебя не свинья морская? — спросил один из местных.
— Не ругайся, — ответил Симон, — Я эту тварь первый раз вижу, и она поступает вовсе не по-свински.
С покойником поверх золота никем не видимый Симон свернул к овощному рынку. Встретил знакомого. Блеснул знанием местных авторитетов. Продал телегу и лошадей. Нанял грузчиков и возчиков. Груз из телеги быстро переложили в два маленьких фургончика с мулами.
— Ученик алхимика накупил не то свинца, не то ртути — с удивлением сказал один из грузчиков.
— Будут золото делать, — ответил второй.
— Если бы он мог золото делать, то во дворце бы жил, — возразил первый, — Наверное, пули лить будет.
— Зачем алхимику пули?
– Война на носу, а у него литейка точно есть. Пули сейчас хорошо будут брать. Подзаработает себе на дорогу куда подальше.
На прощание Симон сказал товарищу:
— Этот покойник служил у Фуггеров. Судя по одежде, не последний там писарь. Они будут благодарны, если ты отвезешь его им, чтобы похоронили с отпеванием, прощанием и надгробием.
— А его бумаги?
— Бумаги тебе не нужны. Мне тоже, но я их сам отнесу Фуггерам.
— Мне не доверяешь?
— Хочу, чтобы они и передо мной были немного в долгу. Я бы и тело им отвез, но свое барахло мне как-то ближе.
— Понятно.
Куда это все везти? В банки, к менялам, к финансистам? Все знают, что внезапно в центре города всплыл тот самый Рыцарь Королевы с тем самым золотом, которое у него тут же похитил Лис Маттео. Кто сможет нормально принять эпическое богатство от скромного ученика Магистра?