Одна кровь на двоих
Шрифт:
Представиться, предложить присесть в ближайшем к месту встречи заведении, обсудить, как дела у потерпевшего, «А как вы, отошли от вчерашнего шока?», чай, кофе, за знакомство...
Ему хватит минут двадцати, чтобы все расщелкать, понять, какой она стала, что она сейчас за человек. Если бы была не она, хватило бы и десяти минут.
Он усмехнулся, громыхнул штангой, опуская ее на стойки.
Это именно те игры, в которые талантливо, по-деловому играют женщины его круга, а он принимает участие за неизбежностью и которые обрыдли ему последнее время до тошноты.
Так в чем дело? Если тебе это так надоело?
Пошли охрану, пусть передадут твое «приглашение» без возможности отказа и привезут. Посидите вон на площадке второго этажа с видом на реку и левый берег, полюбуетесь просторами российской глубинки, выпьете-закусите, поговорите.
И ты все решишь!
Если нет — та же охрана доставит даму назад, в номер люкс. Все. Точка.
Ты выказал таким образом дань смелости незнакомой женщины и проявил хороший тон скучающего на отдыхе бизнесмена, понял, что дамочка тебе не подходит, и все — свободна!
Это в том случае, если нет; если да...
— Подробности? — спросил над ухом Осип.
— Ты бы для приличия хоть иногда ходил слышнее, чем тень отца Гамлета! — попенял недовольный его появлением Дима, грохнув штангой, и разрешил: — Давай.
— Он. Игорь Алексеевич Конев, пятьдесят четыре года, женат, имеет троих взрослых детей — сына двадцати восьми лет, дочь двадцати трех и сына семнадцати, проживает в Москве...
Дмитрий перешел к тренажеру — не собирался, решил заканчивать занятия с «железом», но так ему сейчас удобней усваивать информацию.
— Она... — закончив жизнеописание и трудовой путь к благосостоянию господина Конева, перешел к следующей персоне Осип, — Мария Владимировна Ковальская, тридцать четыре года...
— Не надо, — остановил его и свои упражнения Дима.
Осип приподнял бровь — вопросительное, редкое выражение лица начальника службы безопасности.
— Сначала я хочу послушать, что она сама о себе расскажет. Есть что-нибудь?
Это Дмитрий Федорович полюбопытствовал, имеются ли в досье Марии Владимировны настораживающие факты, имена, деяния, знакомства, которые напрямую, косвенно или намеком могли иметь отношение к его делам, фирме, знакомым, конкурентам, партнерам, чиновникам, с которыми приходится иметь дело, — все, что могло потребовать особой проверки и ставило бы под сомнение ее случайное появление на его пляже.
Они общались с Осипом Игнатьевичем весьма странным образом — не утруждаясь лишними словами и разъяснениями, частенько обходясь и без слов, настолько знали, понимали, чувствовали и доверяли друг другу.
— Не-ет, — протянул Осип и улыбнулся, — «такого» ничего нет!
А вот интересное — есть! Он сам восхищенно присвистнул, когда изучал присланную по факсу ее биографию. Аи да девонька! Это ж сколько вкалывать надо! И при всем при этом так выглядеть! Удивила! И это его, которого по определению невозможно ничем удивить!
То, что Дмитрий заинтересовался этой Марией Владимировной, и всерьез, Осип понял еще там, на пляже. Осторожный Осип
Дима завелся и планы в голове строил — это Осип усек, как и то, что Машенька, так он ее про себя стал называть, напряглась, нервничала и поглядывала на Диму, не просто так!
«Дай-то бог! Дай-то бог!»
Помолиться за них, что ли, или вон Елену Ивановну попросить, чтобы помолилась?
Дмитрий переживания свои забывал сразу, как приходил в нормальное рабочее состояние, а за последние полгода у него третий раз такая маета не душе случилась. Он умел с ней справляться, очищаясь от мути душевной, забывая, и двигал вперед, а Осип помнил, анализировал и расстраивался, переживал за него.
Дима, он другой, не такой, как Осип — холостяк по жизни и по крови, с удовольствием бравурно кобелирующий в свободное от работы время, — таким был, есть и будет до гробовой доски. Победный — он сильный, целостный, у него кровь другого состава, ему семья нужна, любовь, дети, чтоб выбегали папку с работы встречать, ему по сути своей необходимо защищать, оберегать, делать для кого-то, не только для себя!
Для себя он уже вон сколько наделал — до хрена! И еще наделает, не умеет на месте стоять — только вперед!
Но для себя ему перестало быть так интересно и азартно работать, как раньше, пока не осмыслил, что застолбил, выстроил, сделал изданный момент.
Сорок лет не простой возраст и для мужчин и для женщин, но для мужчин труднее.
Хочешь не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о годах.
Вот его и мытарит.
А с женщинами... — мысленно безнадежным жестом махал Осип. Первая жена — там все понятно. И вторая, Ира эта, — ни уму ни сердцу — что есть, что нету, да дура к тому же! Нарожала бы детей, взяла бы дом-семью в руки! Что говорить, — огорчался Осип Игнатьевич. Было несколько женщин, с которыми встречался Дмитрий, настоящих, интересных, самодостаточных, и Осип втайне надеялся — может, в этот раз...
Но Дима не загорался, влюблялся, бывало, но легко и ненадолго.
А вот Машенька...
Между ними как полыхнуло, Осип увидел, почувствовал, и это «что-то» ой какое непро-сто-о-ое!
«Дай-то бог!» — подумал еще раз.
— Завтракать? — спросил у Димы.
— Позже. Поплаваю в бассейне.
«Ага! — порадовался подтверждению своих умозаключений, чувствований и выводов Осип. — Не спалось, значит!»
Когда они завтракали вдвоем на полюбившейся им обоим открытой площадке второго этажа в тентовой прохладце, Осипу в наушник что-то сообщили. Дима это понял по немного изменившемуся выражению глаз своего начальника службы безопасности. Киношные прижимания ладонью наушника к уху, повороты головы, напряженное сведение бровей, подчеркивающее готовность к действиям, были так же далеки от сути и профессионализма Осипа, как планета Марс от матушки-Земли.