Одна на две жизни
Шрифт:
Не так давно из мертвецкой вынесли тело, вскрытие которого породило больше вопросов, чем ответов. Студент университета краснел и запинался, рассказывая о том, что удалось обнаружить. Сейчас рогач имел с ним повторную беседу — прямо над еще одним телом — и теперь напряженно раздумывал о том, что узнал. Это существенно меняло дело!
На пороге кабинета его ждал человек, которого он вызвал сегодня утром по повестке. Это было удивительно — человек проявил дисциплинированность, свойственную скорее нелюдям. Достойно уважения.
— Добрый день, — качнул рогами Холодный Туман.
— Добрый, — со
— Прошу проходить. — Следователь распахнул дверь, приглашая гостя войти.
Тот кивнул головой, первым переступая порог. Прямая спина, уверенные движения. Рогач не настолько хорошо знал людей, но догадывался, что этот мужчина либо не испытывает страха, либо умело его преодолевает. Пройдя следом, он указал на стул.
— Присядьте. Разговор предстоит долгий.
Гость повиновался. Устраиваясь на стуле, он невольно обернулся на дверь — следом за ними в кабинет вошли два констебля, замерли по обе стороны у стены, как часовые. Это было не слишком хорошим признаком, но, с другой стороны, его по-прежнему подозревают в убийстве и такая мера могла быть оправданна.
— Итак, господин Ариэл Боуди, — следователь стал раскладывать бумаги, — некоторое время назад вы были задержаны по подозрению в убийстве некоего Фила Годвина, сотрудника государственного музея. Основанием для задержания стало то, что в ране был найден военный кортик, принадлежавший вам и являвшийся именным личным оружием. Кортик был вами опознан.
— Да, — кивнул Ариэл, прямо глядя на следователя.
С точки зрения рогачей прямой взгляд не означал агрессии. Но если он чуть наклонит голову, словно собираясь бодаться, и взглянет исподлобья…
— Вас задержали на двое суток на предмет выяснения вашей причастности к этому делу, но были вынуждены отпустить в связи с тем, что за вас поручилась и внесла залог одна высокопоставленная особа, а именно ее светлость герцогиня Лариса Ольторн. Не подскажете — чисто из любопытства! — почему она это сделала?
— Я ей нравился, — улыбнулся Ариэл, принимая правила игры.
— Допустим… — Тон следователя опять стал серьезным. — Я не собираюсь докапываться до истинных причин и тем более искать связь между этими двумя фактами. Но в вашем деле появились новые обстоятельства. Мною был отправлен запрос в канцелярию двадцать шестого гвардейского полка, и не так давно получен ответ.
Казенная бумага с гербовой печатью лежала вверх тормашками, Ариэлу было трудно прочесть, что там написано, но он все равно кивнул.
— Командование дало вам весьма лестную характеристику. Честность, благородство, смелость, решительность, чувство долга… Образ идеального офицера! Конечно, были отмечены и недостатки: свободомыслие, трудности в общении с товарищами, неуживчивый характер, любовь к неоправданному риску, даже неповиновение приказам! Но при этом ни слова о жестокости по отношению к простым солдатам и тем более мирному населению.
— Не понимаю.
— Вы командовали целым отрядом. — Холодный Туман нашел нужный документ и пробежался глазами по строчкам. — И за все время ни разу не допустили вольного или чрезмерно жестокого обращения с солдатами. Ни одного превышения должностных полномочий, ни одного случая рукоприкладства или телесного наказания, за исключением
— Да какая это была война, — отмахнулся Ариэл. — Так, приграничная стычка и подавление парочки мятежей в колонии. Они там вечно бунтуют, мы были больше нужны для устрашения уже завоеванных племен, чем для покорения новых и расширения границ империи…
— И тем не менее! Факты говорят о том, что вы к мятежникам и бунтовщикам из числа мирного населения тоже относились избирательно. Кого-то карали по всей строгости закона, а кому-то ограничивались предупреждением и отпускали на все четыре стороны…
— За что потом сидел на гауптвахте, — кивнул Ариэл.
— Да, это тоже отражено в документах. И тем не менее, несмотря на эти и некоторые другие конфликтные ситуации, за вами не было замечено жестокости.
— И к чему вы это говорите? — сказать по правде, Ариэл не был в восторге от того, что вскрылось его военное прошлое. Он приобрел патент лейтенанта, больше подчиняясь завещанию приемных родителей, и снял военный мундир при первой же возможности.
— А к тому, что тело убитого Фила Годвина было обезображено. — Рогач нашел еще один документ. — Выколоты глаза, срезан кончик носа, разорвана губа, исцарапаны щеки, срезана часть скальпа. Причем, как удалось установить, резали уже мертвого человека. То есть сначала его убили, а потом изуродовали. Вывод отсюда можно сделать однозначный — кто-то очень хотел, чтобы убитого приняли за Фила Годвина. И сделать это мог только…
— Сам Фил Годвин. Или кто-то, кому нужно было как можно дольше считать его таковым, — добавил Ариэл. — Я же передавал вам записку! Она была написана рукой Фила. Он договаривался о встрече с владельцем того камзола, который я машинально снял с гвоздя в лаборатории мастера Молоса. Достаточно определить, кому он принадлежал, — и вы можете найти если не настоящего убийцу, то хотя бы его сообщника.
— Записка — еще не доказательство. Человек может сказать, что вы ее нарочно подбросили, что это не его камзол, что он даже никогда не встречался с убитым. Все это — только голословное утверждение…
— Утверждение, которое может стоить мне свободы! — фыркнул Ариэл.
— Но, на ваше счастье, есть кое-что еще. Вскрытие показало, что смертельные раны не были нанесены кортиком.
— А чем?
— Длинным тонким стилетом. Лезвие прошло глубже, чем кортик. Кроме того, стилетом явно резали плоть, чтобы сделать надрез достаточной ширины и вставить туда лезвие кортика. Версию подтверждают и края разрезов — плоть именно пилили, расширяя до нужных размеров. Вы можете это как-то объяснить?
— Только одним — некоторое время назад я участвовал в эксперименте по подселению живой души в неживой объект. В качестве опытного образца использовался именно мой кортик, в результате чего он обрел нечто вроде привязанности. И в чужих руках просто не способен нанести смертельную рану. Тот, кто убил Фила Годвина и изуродовал его тело, прекрасно знал об этой тонкости. Если только в моих руках кортик может убивать, значит, только я и мог убить этого человека. А раз, как вы говорите, использовали два орудия убийства, значит, второе держал кто-то еще, не я.