Одна на миллион
Шрифт:
Мы с ним болтали почти до полуночи. Он всячески отвлекал меня от того, что произошло, варианты какие-то предлагал, один нелепее другого, но собственное лицо, пьяное и мерзкое, всплывшее на весь экран в конференц-зале, так и стояло у меня перед глазами. Даже представить тошно, что подумал обо мне Соболев. А уж при мысли об отце меня буквально трясло.
– Насовсем уезжать не надо, – рассуждал Киселёв. – А на время куда-нибудь сгонять – это и правда хорошая идея. Пока ты там отдыхаешь, здесь всё забудется. Вернёшься через месяц, а у них
– Нет-нет, никого больше видеть не хочу, – шмыгнула я носом, но тут же добавила твёрдо и с чувством: – Никогда!
Киселёв что-то хотел сказать, но не успел – в дверь позвонили.
– Ну кто там ещё? – опять расстроилась я.
Если кто-то из наших, то надо будет делать вид, что всё замечательно, "держать марку", потому что вот так раскисать я могла только с Киселёвым наедине. А «делать вид» у меня сейчас совсем не было сил.
– Да никого вообще-то не жду, – пожал он плечами. – Может, уйдут…
Но звонок повторился. А затем для убедительности незваный гость стал долбить кулаком.
Руслан поднялся, направился в прихожую, а я осталась в гостиной, наблюдая за ним в зеркало, украшавшее стену напротив. Щёлкнул замок. Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, кого там принесло. Но тут Руслан отошёл в сторону, открывая дверь пошире и пропуская гостя в дом...
Я беззвучно охнула. Боже мой! Соболев! В груди у меня больно ёкнуло. Как он тут оказался?! Зачем?! Не хочу, чтобы он меня видел! И сама не хочу его видеть! Или хочу?
– Анжела здесь? – спросил он Руслана, потом посмотрел в зеркало и поймал мой взгляд. – Вижу, здесь…
– Э-э, а ты кто? – спросил Киселёв. – А-а! Понял, понял. Ты – секс на пляже. Ну, проходи.
Соболев недоумённо воззрился на Киселёва. С минуту молчал, потом поинтересовался:
– Почему на пляже?
Угу, против секса, значит, он не возражает.
Киселёв пожал плечами.
– Этот вопрос не ко мне. Я вообще пиво люблю.
Соболев ещё несколько секунд смотрел на Руслана так, как будто тот городской сумасшедший и как с ним себя вести – неизвестно. Потом, видимо, решил не заморачиваться, и снова перевёл взгляд на меня.
– Анжела, – позвал он. – Мне надо с тобой поговорить…
37
Я вдруг запаниковала. После такого позора Соболев последний человек, с кем мне бы хотелось разговаривать. Даже вот так, когда он – в прихожей, я – в гостиной, и смотрим мы не в глаза друг другу, а в зеркальное отражение, я и то готова умереть от стыда. Прямо чувствую, как лицо залило краской.
А ещё выслушивать его… где мне взять столько сил и выдержки? Ведь наверняка приехал рассказать, как я всё испортила, сорвала презентацию и какие-нибудь важные сделки, сгубила репутацию отца и его компании, опозорила всех и вся...
Только интересно, как он вообще меня нашёл? Откуда он узнал про Киселёва и, тем более, где раздобыл его адрес?
–
Не хочется, страшно не хочется, но ведь не отвертеться. Я поднялась с дивана, вышла в прихожую.
Слишком близко я подходить не стала. Остановилась в трёх шагах от Соболева и для верности привалилась к стене спиной. Поджилки от волнения дрожали. Но посмотрела на него прямо и по возможности невозмутимо – пусть мне и стыдно до смерти, но он об этом не узнает.
– А в комнату пройти не желаете? – спросил Киселёв.
Я ему вместо ответа послала убийственный взгляд. Мол, совсем рехнулся, нашёл кому и что предлагать!
Соболев, видимо, засёк мой посыл и тут же вставил своё слово:
– Нет, я ненадолго.
– Ну, как скажете, – развёл руками Киселёв. – Беседуйте, не буду вам мешать. Пойду на кухню, проголодался что-то.
И он уплёлся на кухню, ещё и дверь за собой затворил, с ума сойти какой деликатный.
Я выдохнула, приготовившись к нотациям, но Соболев вдруг шагнул ко мне, встал напротив и, заглянув в глаза, спросил:
– Ты как?
Я даже растерялась. Взглянула на него ещё раз, а он так смотрит, будто тревожится за меня. Не за сорванное выступление, не за дела компании, а именно за меня. Ни капли злости или раздражения, а самое что ни на есть искреннее беспокойство в его глазах.
– Ну так, – пролепетала я, пожав плечами.
– Плохо тебе, да?
Я кивнула и низко опустила голову. Господи, ну где моя выдержка? Слёзы дурацкие из глаз покатились. Я сморгнула, потом зажмурилась крепко, закусила губу, но во мне как будто лопнуло что-то, какая-то струна, которая держала меня, не давала рассыпаться. А теперь всё летело к чертям…
Я шмыгнула носом, тыльной стороной руки утёрла слёзы, но они продолжали струиться. Соболев выудил из кармана платок, протянул мне. Очень кстати, у меня платков никогда при себе не водится, разве что когда болею.
– Я понимаю, каково тебе, правда, понимаю, – тихо сказал он.
А я лишь продолжала всхлипывать, не в силах взять себя в руки.
Наконец сумела выдавить срывающимся голосом:
– Это не я. Не я флэшку испортила.
И посмотрела на него. А он оказался ещё ближе, чем я ожидала. Совсем близко.
– Да уж понятно, – прошептал он.
И вдруг поднял руку и легонько провёл ладонью по моим волосам, по виску, по уху, коснулся шеи. А потом и вовсе обнял, прижал к груди. Ткань его пиджака была жесткая и шершавая, и на лацкане выпирал какой-то колючий значок, но это такие мелочи, такая ерунда… Ведь он обнимал меня! Сам! Я вдыхала его мужской запах, смешанный с почти выветрившимся парфюмом, и таяла. И тяжесть, сжимавшая грудь, медленно отпускала…
Я бы так, наверное, могла стоять долго-долго, но Соболев выпустил меня из объятий. Рано я успокоилась. Впрочем, он не отходил. Взял меня за плечи, чуть отклонился назад и снова посмотрел в глаза.