Одна на миллион
Шрифт:
Всё очень скверно с ней получилось. Некрасиво. Притом Наташа мне нравилась, действительно нравилась, но это хорошее отношение только обостряло чувство вины.
Мы познакомились с ней по работе – её агентство изготовило нам баннеры и разместило по всему городу. Она тогда предложила обсудить рекламную концепцию в каком-то кафе, откуда мы потом перешли в бар, а уже из бара к ней домой.
Сначала с ней было легко и приятно. Нет, с ней и сейчас легко и приятно. Наташа – невысокая, изящная, гибкая. Наташа – весёлая, добрая, умная. Когда Наташа улыбается, она похожа на Амели. А ещё она потрясающе готовит.
При этом я понимаю, какой это бред. Так не должно быть. Так попросту ненормально.
И в первую очередь, это нечестно по отношению к Наташе.
Я ответил на вызов:
– Привет… да вот только освободился… скоро буду… мне надо кое-что тебе сказать… не по телефону… да, важное… и тебе тоже надо что-то сказать? … тоже не по телефону? … хорошо… жди.
Голос её на том конце радостный, пока ещё радостный. Она же не знает, что сегодня, именно сейчас я решил покончить с этими суррогатными отношениями. Наверное, я выбрал не самый лучший момент. Наверное, это жестоко, но это будет честно…
39. Вадим Соболев
Наташа жила на проспекте Мира, совсем в другом конце города. По ночным улицам я добрался до неё меньше, чем за час. Но всё равно было уже очень поздно. Только её окна и горели во всём доме, не считая подъездных.
Наташа ждала меня, и это давило непомерно. Невыносимо трудно сказать человеку, что он тебе не нужен, если этот человек к тебе со всей душой. Оттолкнуть того, кого ты обнимал. Хорошо ещё, у нас с ней пока не затянулось, мы даже о том, чтобы съехаться не заговаривали. Наташа, правда, как-то в шутку обмолвилась, что если вдруг всё у нас получится, то будем жить у меня, потому что от неё далеко ездить на работу. Но я не стал ничего отвечать и, думаю, она поняла моё молчание правильно, поскольку больше так не шутила.
Я взбежал на третий этаж, не успел и тронуть кнопку звонка, как дверь открылась. Ждала…
И в квартире пахло чем-то вкусным.
– Я мясо в духовке запекла, – сообщила с улыбкой Наташа. – Думала поужинаем при свечах. Дура я, да?
– Да нет, ты умница, – вздохнул я.
– Я тебя заждалась уже…
Я разулся, но в комнату не проходил, топтался перед зеркалом в прихожей, тянул зачем-то… как начать-то? Просто выпалить в лоб: прощай?
– Наташа, я должен тебе кое-что сказать…
– Подожди, можно я первая? Просто я весь день тебя ждала. Так хотелось поделиться новостью…
– Ну, хорошо, говори.
Наташа на секунду замерла, глядя на меня с загадочной улыбкой. Глаза её блестели. Я буду той сволочью, которая скоро убьёт этот блеск и эту улыбку.
– Вадим, – начала она с придыханием, а затем выдала: – Кажется, у нас будет ребёнок.
Я окаменел. Застыл на бесконечное мгновение. У нас? Ребёнок? Как?
–
Я тупо смотрел на её руки, на пальцы с кроваво-красным маникюром, на эту белую палочку, и чувствовал, как осыпаются все мечты, все надежды...
– Ты беременна? – переспросил я.
– Ну да! – воскликнула Наташа, вглядываясь мне в лицо. Потом нахмурилась, и улыбка её потухла. – Вадим, ты не рад?
– Да я… просто… не ожидал… Но как же…? Ты говорила, что можно так, что ничего не будет, что ты таблетки пьёшь противозачаточные.
– Пью, – развела она руками. – Сама не знаю, как так получилось. Ну, есть мизерный процент, что они дают сбой. Вот, видимо…
Я опустился в кресло, сжал виски руками, уперев локти в колени. Наташа беременна. Это всё меняет. Хочется сказать, что рушит, но так прозвучит слишком цинично. Так что да – меняет…
– Вадим, – позвала меня Наташа, теперь её голос показался мне совсем не радостным, а робким, даже испуганным. – Тебя это так расстроило? Ты не хочешь этого ребёнка?
Не расстроило – убило. Но вслух я, конечно, этого не сказал. Даже улыбку выдавил.
– Да ну что ты? Хочу, конечно. Дети – это счастье.
Она присела на подлокотник, прильнула к моему плечу.
– Слава богу. А я боялась. Думала, вдруг ты не захочешь. Вдруг скажешь на аборт идти.
– Как я могу, – пробормотал я.
– А что ты хотел сказать? – вспомнила Наташа.
– Да так. Неважно.
Теперь уже неважно. Я молчал. А в мыслях прощался с Анжелой, с запретной мечтой, с бесплодной надеждой, что когда-нибудь мы бы смогли… И было это больно, будто отдирал часть себя по живому. Наверное, в тот самый момент я впервые и осознал так чётко и ясно, что хочу быть с ней, что даже, наверное, люблю её.
– А ты бы кого хотел больше – мальчика или девочку?
– Мальчика… или девочку…
Она сидела грустная, хоть и улыбалась. И я понимаю – такие вести надо встречать с большим энтузиазмом, надо радость показывать и любовь, но артист из меня неважнецкий. Всё, что мог, я из себя уже выдавил.
Потом Наташа пыталась накормить меня мясом из духовки, но я и тут её огорчил. Мне просто кусок в горло не лез.
Когда Наташа уснула, я ушёл на балкон. Там и простоял до рассвета, размышляя, почему так: ты вдруг понимаешь, что тебе на самом деле нужно, чего тебе больше всего хочется. Это осознание накрывает тебя волной, внезапно и мощно. Но понимаешь ты это слишком поздно. Воистину: потерявши – плачем. Хотя в моём случае я и обрести-то не успел.
Третий день форума прошёл как во сне. Действовал я практически по инерции. Отвечал на рукопожатия, что-то односложно говорил, когда спрашивали, но больше отмалчивался. Окружающие мой мрачный вид списывали на вчерашний казус с перепутанной флешкой. Только Анжела насторожилась.
– Вадим, что-то случилось? – спросила она, проследовав за мной, когда я зашёл в отгороженный закуток. Хотел снять галстук, который ощущался удавкой.
Я обернулся, поймал её взгляд внимательный и беспокойный. Снова заныло в груди: всё могло быть по-другому!