Одна ночь в Венеции
Шрифт:
– Где он? Я хочу его видеть… Вы не имеете права не пускать меня к нему!
– Павел Сергеевич в столовой, – невозмутимо сообщил Савельев, словно речь шла о живом человеке.
– В столовой? – вскипела графиня, смерив его взглядом. – Вы положили тело в столовой? Ну, знаете ли, любезнейший! Мне всегда казалось, что вы преданы графу до… до не знаю чего… и вы распорядились перенести тело в столовую? Стыдитесь!
– Сударыня, – сухо промолвил Савельев, которого, очевидно, уже начал утомлять разговор с бывшей хозяйкой, – тройной гроб весит немало, а стол в столовой вполне подходит по ширине и прочности. Поэтому я…
– Он уже в гробу? – прошептала графиня. – Заколоченном? Боже,
Плечи женщины задрожали от сдерживаемых слез.
– Хозяин всегда хотел, чтобы его похоронили рядом с родителями. Поэтому мне пришлось всем заняться, по просьбе Анатолия Сергеевича. За гробом должны прийти сегодня вечером, его погрузят на петербургский поезд. – Слуга машинально бросил взгляд на часы.
– И повезут в вагоне для устриц, – горько усмехнулась Екатерина Петровна. – Как гроб Чехова, да?
– Нет, сударыня. Я заказал отдельный вагон с ледником. У железнодорожной компании есть такой для подобных случаев…
По тону Савельева Амалия поняла, что верный слуга не на шутку задет предположением графини.
– Как это скверно – ужасная смерть вдали от всего, что тебе дорого! – с горечью проговорила Екатерина Петровна. – Боже мой… Я пойду к нему.
И женщина двинулась быстрым шагом вперед – почти побежала. Словно на свидание, мелькнуло в голове у Амалии. На свидание с обезображенным телом, надежно упрятанным в три гроба из ели, свинца и дуба. И еще подумалось: «Почему граф не любил жену? Ведь ясно же, что она-то его любила… И любит до сих пор, несмотря ни на что…»
Следом за Екатериной Петровной баронесса вошла в просторную столовую, обставленную светлой мебелью. Но теперь все здесь казалось мрачным – из-за сверкающего полировкой ящика характерной формы, стоявшего на столе, и наглухо зашторенных окон. Графиня, приникнув к гробу, тихо заплакала. Николай почтительно застыл в дверях. Где-то снова ожил несносный телефон.
– И даже не попрощаться… По-человечески… как должно быть… – бормотала Екатерина Петровна. – Что же они с тобой сделали!
– Скажите, Николай, – шепотом спросила Амалия, – в доме есть водка?
Слуга удивленно воззрился на нее, потом понял, просиял и ответил утвердительно.
После долгих уговоров баронесса повела графиню, осторожно обняв за плечи, прочь из столовой, в маленькую гостиную, где степенно тикали часы, а в книжном шкафу дремали книги в роскошных переплетах. Незаменимый Николай Савельев принес им водки и закусок, чтобы помянуть покойного графа, после чего тактично испарился, словно его тут и не было.
– Скажу вам правду, – начала Амалия после того, как Екатерина Петровна выпила, поплакала и снова выпила, – я здесь главным образом потому, что в убийстве подозревают моего сына.
Графиня энергично тряхнула головой.
– Такого не может быть, Амалия Константиновна! Если полиция посмеет так утверждать, я первая встану на защиту вашего Миши. Я же прекрасно понимаю, что он не мог этого сделать!
– Да? – только и могла вымолвить баронесса, по правде говоря, полагавшая, что ей придется долго убеждать безутешную вдову в непричастности своего сына.
– Разумеется, – кивнула Екатерина Петровна и поправила выбившуюся из прически прядь волос. – Мой племянник воевал вместе с вашим сыном и многое мне рассказывал о том, какой ваш Миша храбрый офицер. И я знаю вашего мужа. – Тут женщина спохватилась, что Корфы разведены, потом вспомнила, что сама тоже разведена, хоть от этого боль утраты не становится менее острой, воинственно закончила: – Я им не позволю!
– Скажите, Екатерина Петровна, – начала Амалия, – вы недавно произнесли фразу: «Что они с ним сделали…» Вы имели в виду кого-нибудь
– Когда я ехала в поезде, то только о том и думала, – горько усмехнулась графиня. – Конечно же, это она!
– Кто?
– Туманова. Эта… эта…
Екатерина Петровна искала слова, которые могли бы поточнее передать ее отношение к любовнице графа, но не нашла. Или, может быть, те, что приходили на ум, были слишком грубы для уст женщины. Поэтому она махнула рукой и налила себе водки.
– А Туманова это… – осторожно начала Амалия.
– Дрянь! – с отвращением промолвила графиня, откидываясь на спинку дивана, на котором сидела. – Такая же дрянь, как и ее муж. Правда, тот просто ничтожество. Тумановы поженились против воли родителей, когда Марии было семнадцать, кажется. Поначалу все шло гладко, она родила двоих детей… Знаете, – проговорила вдова со страстью, – есть люди, которые все, к чему бы ни притронулись, портят. Вот и у Тумановых все было хорошо, только жить да жить, но обоих потянуло в приключения, которых они вовсе не собирались скрывать. Кончилось тем, что их везде перестали принимать. Тогда мадам уехала в Париж, а муж с детьми остался в имении. Впрочем, по-моему, он там не задерживается, а ездит по окрестным городам в поисках увеселений. Что касается госпожи Тумановой, та жила в свое удовольствие – так, как она его понимала. Несколько раз я видела ее то в театре, то в опере. Ни для кого не было секретом, что она – содержанка, причем самого мерзкого пошиба, и все, что ее интересует, это только деньги. Вы читали «Нана» [9] ? Так вот, Нана еще можно понять, потому что бедность толкает на низкие поступки, но Мария Туманова – нечто особенное. Она возомнила, будто мой муж несметно богат, и решила любой ценой его заполучить… Мы в ту пору уже разошлись, но если бы не она, Павел, конечно, вернулся бы ко мне. Ведь раньше-то он возвращался! Однажды чуть не оставил меня из-за… Впрочем, неважно. Я тогда наглоталась опийной настойки, была на волосок от смерти… Глупо, конечно, и унизительно, но мой поступок, похоже, заставил его одуматься.
9
Роман Эмиля Золя о судьбе куртизанки.
Баронесса слушала внимательно. Стало быть, женщина, которая пыталась отравиться из-за графа, – его собственная жена. Ну что ж…
– Я была готова на все, чтобы удержать мужа, но эта змея, Туманова, его буквально зачаровала. Я никогда не видела, чтобы Павел был так кем-то увлечен. Еще и сказал мне с насмешкой, что если я покончу с собой, то только избавлю его от необходимости развода. Конечно, я боролась… Только мерзавка на десять лет моложе меня, гораздо красивее и в тысячу раз хитрее. Если бы она попросила его принести ей на подносе мое сердце… я даже не знаю, что бы Павел сделал. Впрочем, у него и так было мое сердце… Даже когда он добился своего и нас развели. Мы перестали быть мужем и женой, но… Но какое это имеет значение, если любишь?
Графиня замолчала.
– И что было потом? – тихо спросила Амалия.
– Я знаю, о Павле говорят разное. – Екатерина Петровна поморщилась. – Верно одно: мой муж никогда не был глуп умом. Конечно, он понял, что Туманова не любит его и никогда не любила. И избавился от нее. А теперь негодяйка избавилась от него – наверняка с помощью кого-нибудь из своих поклонников.
– Да, но какой ей был смысл убивать графа? Если бы женщина что-то выигрывала от его смерти… допустим, имелось бы завещание в ее пользу, или если бы она была его супругой, к примеру…