Одна обещанная ночь
Шрифт:
Я не могу говорить, поэтому киваю, руками вожу по его бицепсам, в то время как его руки блуждают по всей моей спине. Единственный звук – это тяжелое дыхание, в основном, мое. Но нам комфортно. Все кажется таким правильным.
– Пить хочешь?
Качаю головой и зарываюсь в его шею еще глубже, намереваясь оставаться там, где сейчас, я признательна за его внимание.
– Ты потеряла голос?
Я киваю, но потом чувствую, как он содрогается подо мной. Он смеется, и я отчаянно хочу увидеть это, так что резко оживаю, поднимаясь с его груди и быстро находя глазами его лицо. Оно серьезное, и глаза
– Что случилось? – спрашивает Миллер, сосредоточенно изучая мое лицо.
Набираю полные легкие воздуха, чтобы произнести:
– Ты надо мной смеялся.
– Я не смеялся над тобой, – он защищается, явно думая, что я обиделась, только это не так. Я в восторге, только раздражена, что пропустила это.
– Я не это имею в виду. Я никогда не видела и не слышала, как ты смеешься.
Он выглядит так, как будто ему вдруг стало некомфортно.
– Может, потому что есть не так много вещей, которые могу рассмешить.
Я хмурю брови. Кажется, что Миллер Харт смеется не очень-то часто. Он и улыбается едва ли.
– Ты слишком серьезный, – говорю я, что звучит скорее как обвинение, а не простое наблюдение, хотя это оно и есть.
– Жизнь серьезная штука.
– Разве ты не смеешься в пабах со своими друзьями? – я спрашиваю, пытаясь представить Миллера с кружкой пива в темном, отделанном деревом пабе. Не получается.
– Я не часто бываю в пабах, – он выглядит почти оскорбленным моим вопросом.
– Что насчет друзей? – настаиваю я, находя достаточно трудным представить Миллера, который бы смеялся и шутил с кем–то, в пабе или где-нибудь еще.
– Кажется, мы переходим на личности, – он вконец пресекает тему, от чего я задыхаюсь. После всего, чем я с ним поделилась?
– Ты настоял, чтобы я поделилась чем-то очень личным. И я тебе рассказала. Когда кто-то задает вопрос, вежливо отвечать.
– Нет, мое право….
Я обрываю его, драматично закатывая глаза, а рука коварно застывает у его подмышки. Он смотрит на меня подозрительно, взгляд следует за моей рукой, пока я не начинаю его щекотать.
Он даже не дергается, только самодовольно вздернув брови.
– Не боюсь, – выражение его лица серьезное, но самоуверенное, что только усиливает мои намерения, я веду пальцами по его ключице к щетинистому подбородку и щекочу под ним, но опять ничего. Он пожимает плечами. – Я не боюсь щекотки.
– Каждый боится в каких-то местах.
– Только не я.
Щурю глаза и царапаю пальчиками дорожку по его животу, чуть-чуть усиливая в мускулистой части его живота. Он остается безучастным и не впечатленным моей тактикой. Я вздыхаю.
– Ноги? – он не спеша качает головой, заставляя меня вздохнуть сильнее. – Хочу, чтобы ты яснее выражался. – Я слезаю с него и ложусь рядом, подкладывая под голову согнутый локоть, когда Миллер повторяет мою позу.
– Думаю, я ясно выражаюсь, – он тянет руку, берет мой светлый локон и начинает крутить его между пальцами. – Люблю твои волосы, – шепчет Миллер, наблюдая за неспешной игрой своих пальцев.
– Они объемные и непослушные.
– Они идеальны. Никогда их не обрезай, – его рука замирает на моем затылке и тянет ближе, пока наши лица не оказываются в паре дюймов друг от
Выбираю губы.
– Люблю твой рот, – сознаюсь я и наклоняюсь ближе, накрывая его губы своими. Храбрость растет, моя способность выразить себя становиться проще рядом с этим скупым на эмоции мужчиной.
– Мой рот любит твое тело, – шепчет он, теснее прижимая меня к себе.
– Мое тело любит твои руки, – подвожу итог, отдаваясь во власть расслабленным движениям его языка.
– Мои руки любят касаться тебя.
Я мурлычу, когда его руки скользят к моему животу, бокам и останавливаются на бедрах. Нежность его ладоней противоречит его мужественности. Чистые, мягкие и без мозолей, что показывает отсутствие физического труда. Он всегда в костюмах, всегда возмутительно элегантен, его манеры безупречны – даже с его скверным высокомерием. Все, что касается Миллера, озадачивает, но невероятно увлекает, а невидимое притяжение, которое постоянно толкает меня к нему, путает и раздражает, но ему невозможно противостоять. И в эти минуты, когда он превозносит меня, чувствуя и овладевая мной так нежно, я прихожу к выводу, что Миллер Харт выражает свои чувства. Выражает прямо сейчас. Делает это вот так. Возможно, он не смеется и не улыбается часто, и у него не меняется выражение лица, когда мы обсуждаем его мысли, но все его тело ясно говорит о его эмоциональном состоянии. И я не думаю, что ошибаюсь, когда говорю, что чувства тут есть, а не просто физическое влечение.
Начинаю немного злиться, когда он разрывает наш поцелуй и отстраняется, молча изучая меня, после чего разворачивает и прижимает к своей груди.
– Поспи немного, сладкая, – шепчет он, зарываясь носом в копну непослушных светлых волос.
Засыпать в руках обнимающего меня мужчины совсем не то, к чему я привыкла, но от его мягкого дыхания на ушко и тихой мурлычущей мелодии я слишком легко расслабляюсь. Я улыбаюсь себе под нос, когда он отодвигается и вылезает из постели.
Пойдет наводить порядок.
Глава 13
Он стоит в дверном проеме спальни, одетый в брюки от костюма и рубашку, и завязывает галстук, в то время как я обнаженная в защитном жесте обнимаю себя руками. Я бы прикрылась одеялом, но половина постели, на которой он спал, уже заправлена, и я не хочу ее портить. Волосы мокрые, но он не побрит, и хотя выглядит он превосходно, мне больно от того, что он уже не со мной в постели.
– Позавтракаешь со мной? – спрашивает он, срывая галстук и принимаясь завязывать заново.
– Конечно, – я отвечаю тихо, ненавидя себя за разделяющую нас неловкость. Я была удивлена, когда меня разбудил солнечный свет. Пока я засыпала прошлой ночью, думала, что мне оставили пару часов на отдых, после Миллер разбудит меня, чтобы продолжить мной наслаждаться… или точнее, я надеялась, что он меня разбудит. Я расстроена, и пытаюсь не показывать это.
Не знаю, зачем осматриваю комнату в поисках одежды, ведь понимаю, что ее не будет в поле зрения.
– Где моя одежда?