Одна обещанная ночь
Шрифт:
– Мне плохо, – бормочу.
– Что за хрень ты пила? – спрашивает он, подтаскивая мое безвольное тело к унитазу в ванной комнате.
– Текилу, – хихикаю я. – Только неправильно. Я забыла про соль и лимон, так что нам пришлось повторить. Ой! – я соскальзываю с сиденья унитаза и шлепаюсь на задницу. – Ауч!
– Черт возьми! – ворчит он, поднимая меня и удерживая на месте, моя голова качается, пока он стаскивает с себя запачканную жилетку и рубашку. – Ливи, сколько шотов ты выпила?
– Два, – отвечаю я, моя задница опускается, снова встречаясь с сиденьем унитаза. – И я угостилась шампанским, – мычу
– Да что в тебя вселилось?
Я поднимаю свою отяжелевшую голову и пытаюсь сфокусироваться, видя обнаженное, гладкое произведение искусства в виде торса перед глазами.
– Ты, Миллер Харт! – я кладу руки на его торс и, пользуясь возможностью, ласкаю его. Может я и пьяна в хлам, только я все еще в состоянии оценить вид перед глазами, и это чувствуется хорошо. – Ты в меня вселился, – я с усилием поднимаю глаза и вижу его опущенный взгляд, наблюдающий за моими ласками. – Ты пробрался в меня, и я никак не могу тебя выкинуть, – он не спеша приседает передо мной на корточки и поглаживает мою щеку, после чего обвивает ладонью мою шею и подтягивает мое лицо к своему.
– Хотел бы я, чтобы ты не была сейчас так мертвецки пьяна.
– Я тоже, – признаюсь. Никоим образом я не смогу совладать с ним в пьяном ступоре. Да я бы и не хотела. Хочу помнить каждый интимный момент, даже этот. – Если я забуду этот твой взгляд или твои слова, сказанные там на столе, пообещай, что напомнишь мне.
Он улыбается.
– И это! – восклицаю я. – Пообещай, что улыбнешься мне вот так, когда мы увидимся в следующий раз. – Его улыбки редкие и прекрасные, и мне ненавистно, что он дарит одну из них сейчас, когда я, похоже, не в силах запомнить.
Он рычит и, думаю, закрывает глаза. Или я закрыла свои? Я даже не уверена.
– Оливия Тейлор, когда ты проснешься утром, я собираюсь восполнить то, чего ты лишила меня этим вечером.
– Ты сам себя лишил, – спорю я. – Только сначала напомни мне, – шепчу, когда он тянет меня, чтобы получить свое. – Улыбнись мне.
– Оливия Тейлор, если у меня будешь ты, улыбка не сойдет с моего лица до конца жизни.
ГЛАВА 18
Мозг как будто покорежен, и в своей темноте я пытаюсь найти ответ на вопрос, какой сейчас год. Наверное, прошло много времени, но я отчетливо понимаю, как буду себя чувствовать, открыв глаза. Во рту сухо, тело холодное и липкое, а тупой стук в голове будто готовится перейти в полномасштабный фестиваль безжалостных бонго, как только я отрываю голову от подушки.
Решив, что наилучшим выходом будет еще немножко поспать, я переворачиваюсь и, найдя холодное местечко, зарываюсь обратно в подушку, счастливо вздыхаю, радуясь новой уютной позе. Слышу сладкий успокаивающий звук низкого, мирного мурлыканья.
Миллер.
Я не вытягиваюсь по струнке, потому что тело этого не позволит, но я открываю глаза и нахожу шокирующе синий улыбающийся взгляд. Хмурюсь и перевожу глаза к его губам. Да, он улыбается, как будто солнечный свет пробивается сквозь серые тучи и делает все просто идеальным. Ярко. По–настоящему.
– Я сделала что-то смешное? – хриплю я. В горле першит и жжет.
– Нет, не смешное.
– Тогда почему ты так улыбаешься?
– Ты заставила меня пообещать, что я буду, – говорит он, едва уловимо касаясь губами кончика моего носа. – Когда бы я ни дал тебе обещание, Ливи, я его сдержу. – Он подтягивает меня на свою половину кровати и дарит мне свое, располагая меня под собой и крепко обнимая, зарывается лицом в изгиб моей шеи. – Я никогда не соглашусь на меньшее, чем преклоняться перед тобой, – шепчет он. – Никогда не воспользуюсь тобой нетрезвой, Ливи. Каждый раз, когда я тебя беру, ты запомнишь. Все и каждый момент навсегда запечатлеется в этой прекрасной голове, – он ласково целует мою шею и обнимает чуть сильнее. – Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое слово. Потому что именно так все для меня.
Воздух застревает где-то в горле, его слова посылают тепло в самое мое естество, искреннее счастье пробивается сквозь расплывчатое сознание. Но я хмурюсь. Такое чувство, как будто он один посвящен в какой-то тайный заговор.
– Я прекрасно выполняю свои обещания, – он отстраняется и внимательно изучает мое лицо. – Ты огорчила меня прошлой ночью.
Его легкое обвинение пробуждает смазанные воспоминания обо мне… и другом мужчине… и большом количестве алкоголя.
– Это была твоя вина, – заявляю тихо.
Он удивленно вздергивает бровь:
– Не припомню, чтобы просил тебя позволить другому мужчине попробовать тебя на вкус.
– Я не позволяла и я не помню, чтобы давала тебе согласие везти меня сюда.
– Я и не жду, что ты многое вспомнишь,– он наклоняется и цепляет зубами мой нос. – Тебя стошнило на меня и мой новый клуб; ты падала, больше чем раз; и мне пришлось дважды останавливать машину, поскольку тебе было плохо. И еще тебя успешно стошнило в моем мерседесе, – он целует меня в нос, пока я съеживаюсь, чувствуя унижение. – И потом ты украсила пол в вестибюле моего многоквартирного дома и пол моей кухни.
– Мне жаль, – шепчу я. У него, должно быть, случилась паника с его манией чистоты.
– Прощена, – он садится и поднимает меня к себе на колени. – Моя милая сладкая девочка превратилась в дьявола прошлой ночью.
Вспыхивает еще одно воспоминание. Моя Ливи.
– Твоя вина, – повторяю, потому что мне больше нечего сказать, разве что признать свою вину, что является правдой, частично.
– Продолжай повторять, – он встает и опускает меня на мои неустойчивые ноги. – Хочешь хорошие новости или плохие?
Пытаюсь сосредоточиться на нем, но мое недовольное, затуманенное, похмельное зрение не позволяет мне впитать его черты полностью.
– Я не знаю.
– Скажу тебе плохие новости, – он приглаживает мои волосы и осторожно раскидывает их по спине. – У тебя было всего одно платье и тебя вырвало на него, так что у тебя нет одежды.
Смотрю вниз и понимаю, что я полностью обнажена, нет даже трусиков: сомневаюсь, что они тоже пострадали вслед за платьем...
– Они симпатичные, но предпочитаю видеть тебя обнаженной.