Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
— Согласна.
Он улыбается и уже привычно берет меня за шею, разворачивая меня и ведя к выходу из Гайд-парка.
— Мы попадем под ливень, если не поторопимся, — говорит он, глядя на небо.
Следуя за его взглядом, вижу, что серые тучи теперь уже стали черными, а потом огромная капля, упав мне на щеку, доказывает правоту Миллера.
— Нам лучше поторопиться, — говорю я тихо. Костюм Миллера и так уже мятое тряпье. Промокшая ткань приведет его в бешенство.
Как только это приходит мне в голову, на землю обрушивается ливень.
— Вот блин! — выдыхаю я, охваченная вдруг ледяными, гигантскими
— Бежим! — кричит Миллер, но я настолько шокирована неожиданным холодом, что не могу понять, встревожен он или смеется. Но я бегу. Быстро. Миллер хватает меня за руку и тянет за собой, а я смотрю сквозь мокрые волосы и вижу его темные пряди, рассыпавшиеся по голове, воду, ручейками стекающую с его лица и подчеркивающую длинные, темные ресницы.
Этот вид заставляет меня остановиться, как вкопанную, а Миллера ослабить хватку на моей мокрой руке, наша кожа разделяется. Он замирает и оборачивается, обращая ко мне свои невероятной синевы глаза:
— Оливия, идем же, — он промок насквозь, абсолютно. Он выглядит до неприличия милым, хотя и немного паникующим.
— Поцелуй меня, — требую, продолжая стоять, несмотря на ледяной дождь, от которого мое тело уже немеет.
Он потрясенно хмурится. Это заставляет меня улыбнуться:
— Что?
— Я сказала, поцелуй меня! — перекрикиваю шум дождя, задаваясь вопросом, на самом ли деле он меня не услышал.
Он усмехается, распахнув глаза, озирается по сторонам и заметно расслабляется. Я смотрю только на него. Ничто не заставит меня отвести глаза. Жду, пока Миллер оценит окружающую нас обстановку, меня уже не заботит беспощадный дождь.
Проходит всего пара секунд, и синие глаза снова смотрят на меня.
— Не заставляй меня просить снова, — предупреждаю, а потом делаю глубокий вдох, когда он подходит ко мне, его гипнотизирующие глаза источают уверенность и тонну искренней, дикой любви. Он поднимает меня, вжимает в свой мокрый костюм и резко целует. Его ладонь ложится мне на затылок, удерживая меня на месте, и я ногами обхватываю его за талию. Это беспощадный, страстный поцелуй, полный желания, похоти, обожания и комфорта, — отражение всего, что я чувствую к Миллеру Харту.
Наши мокрые губы с легкостью ловят друг друга, языки дико, но ласково сражаются, ладонями я глажу его шею, прижимаясь к нему всем телом. Я могла бы целую вечность вот так его целовать. Холод сменился жаром наших пылающих тел, не оставив места для дискомфорта, лишь километры пространства для чистоты.
Я узнаю эту безмятежность и знаю, что Миллер тоже.
— Под дождем твой вкус еще лучше, — говорит он между поцелуями, не готовый остановиться. — Боже, гребаные небеса.
— Мммм. — Я бы никогда не смогла подобрать слов, чтобы описать то, что он заставляет меня чувствовать прямо сейчас. Их просто нет. Так что я показываю ему, углубляя поцелуй и сильнее вжимаясь в него.
— Не спеши, — бормочет он слабо. Я снова мычу, и он замедляет наш поцелуй, пока наши языки почти не прекращают свой танец. — Выходит так, что я могу наслаждаться тобой в Гайд-парке, — он целует меня и убирает с моего лица мокрые волосы.
— Не в полной мере, — по-прежнему обвиваю его своим телом. Я еще не готова его отпустить.
— Согласен, —
Киваю и прячу лицо в изгибе его шеи, позволяя ему нести меня к машине.
Если и есть совершенство за пределами идеального мира Миллера, то это оно.
***
Хлюпаю на кожаном сиденье, чувствуя возрастающую озабоченность относительно своего плачевного состояния в его роскошной машине. Дисплей с двойным температурным режимом показывает шестнадцать градусов, подходящая цифра, чтобы Миллер оставался спокойным, но неправильная, учитывая, насколько чертовски сильно мне холодно. Умираю, как хочу включить более теплый режим, но помню, что и так уже перешла черту дозволенного Миллером — мокрый костюм, пикник в Гайд-парке, неожиданная сцена в магазине. Переключатель может стать последней каплей в чаше терпения. Меня трясет, и я сильнее вжимаюсь в сиденье, краешком глаза уловив, как Миллер убирает со лба свои мокрые волосы.
Трейси Чепмен воркует о быстрых машинах14, и это заставляет меня улыбнуться просто потому, что Миллер сейчас ведет машину невероятно медленно. Спокойный и чистый воздух между нашими промокшими телами осязаем. Никто не произносит ни слова, да они и не нужны. Сегодня было лучше, чем я когда-либо могла себе представить, за исключением небольшого недоразумения. Миллер разрешил несколько сложных ситуаций, и это не только вызвало во мне чувство гордости, но и умножило чувства, которые я испытываю к Миллеру. Но самое приятное заключается в том, что он выбрался из своего совершенного кокона, и ему понравилось то, где он оказался. И то, что я сижу в его роскошной машине и мерзну, не смея трогать регулятор температуры, становится неважным.
— Замерзла? — мое внимание привлекает не заботливый тон Миллера, а его вопрос. Он ведь не собирается подарить мне тепло, так же как пикник, почти повседневный вид и поцелуй под дождем?
— Порядок, — лгу, заставляя себя перестать дрожать.
— Оливия, ты далеко не в порядке, — он тянется и поворачивает регуляторы, убедившись, чтобы они были на одном уровне, приближая температуру в машине к желанным двадцати пяти градусам.
Чувство эйфории зашкаливает, и я тянусь коснуться его приятной щетины, жесткой и колючей, но родной и успокаивающей.
— Спасибо.
Он нежится об мою руку, после чего берет ее и целует кончики моих пальцев, переплетая наши пальцы, и кладет их к себе на колено, предпочитая вести машину одной рукой.
Не хочу, чтобы этот день заканчивался.
Глава 22
— Тони, — Миллер кивает в знак приветствия и, держа руку на задней части моей шеи, направляет мимо своего администратора, как будто не замечая его взволнованного взгляда. Он выглядит по-настоящему встревоженным, и если для Миллера нормально игнорировать это, то для меня нет.