Одна против зомби

Гламаздин Виктор Викторович

— Вы серьезно?! — ожил Хорькофф.

— Насчет чеченов?

— Насчет страховки.

— А то! Серьезней не бывает. Купите у нас страховой полис и спите спокойно, плюнув на любое количество исков, которые направят против Вас. Зачем, Андрей Яковлевич, Вам грузить себя проблемами и бегать по судам, заламывая руки от отчаяния в зыбкой надежде разыскать сострадание под скамьей подсудимых?

Я открыла папку и достала оттуда бланки договоров и рекламные буклеты.

— А у Вас есть право заключать столь серьезный договор? — осведомился Хорькофф,

судя по всему не очень-то верящий в свое спасение.

— Да, у меня есть на то доверенность.

— Рискованно поручать простому агенту такие вещи.

— Во-первых, я не простой агент. Простых агентов в столице, как собак нерезаных. Но кто им чего доверит, кроме полиса на тысячу пятьсот четыре рубля шестьдесят копеек? Такие вещи поручают самым надежным и интеллектуально развитым представителям. Я Вам рассказывала о теме своей будущей диссертации?

— Нет.

— Как-нибудь расскажу за рюмкой чаю. Тогда Вы просто обалдеете.

Глаза собеседника, словно светофор, попеременно светились разным. То надеждой. То опасением. То отчаяньем. То снова надеждой.

Мне даже как-то неловко стало разводить на бабки человека, оказавшегося в столь стремной ситуации, что он стал верить трепу представителю низшей касты служителей страхового культа. Но на что не пойдешь, чтобы втереться в такое безысходное доверие к клиенту и ухватить зубами столь грандиозный кусок страхового пирога.

К тому же, зачем расстраивать клиента, рассказывая ему что доверенность моя имеет разумный предел в стоимости страховки, а при страховом случае мое начальство, скорее всего, кинет Хорькоффа вместе со всеми его зомби? Пусть бедолага хоть несколько ночей поспит спокойно, мирно похрапывая на плече супруги.

К тому шняга, которую я собиралась замутить, вполне реально может проканать перед моим начальством. Они там только рады будут такому контракту и отстегнут мне кучу миллионов комиссионных.

В конце концов, ведь самая первая заповедь Морального кодекса профессиональной этики страхового агента ОВО «ЛАДИК» гласит: «Любой каприз за вашенские денюшки». А деньжищ у «ИNФЕRNО» было не меряно чемоданов.

Уж в этом-то Пал-Никодимыч никогда не ошибался. Не пощупав будущую дойную корову за финансовое вымя, мой начальник не стал бы украшать ее рога всякой рекламной ботвой и домогаться агентами.

Итак, я могу сделать, хоть и на небольшой срок, счастливыми президента «ИNФЕRNО», руководство ОВО «ЛАДИК» и себя любимую. Так фигли раздувать байровщину на пустом месте!?

— Таков стиль ОВО «ЛАДИК», — объяснила я Хорькоффу. — Каждый ее агент одновременно — и ее полноправный представитель, и юрист, и бухгалтер в одном лице. Это повышает эффективность работы на порядок.

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

— Мне не нравится Ваша пораженческая меланхолия.

— А что, у ОВО «ЛАДИК» не бывает провалов?

— Это Вы меня, типа, подколоть хотите? — я укоризненно покачала головой. — У всех бывают провалы. Вся наша жизнь есть сплошной провал, за который неизбежно следует

наказание — мучительная и беспощадная смерть. Правда, кто-то ухитряется умереть во сне или от алкоголя. Тут уж кому как повезет.

— Вот-вот.

— Но наша контора всегда легко разруливает такие заморочки, следуя двум святым для российского бизнеса парадигмам: «Цель оправдывает средства» и «Утром деньги — вечером стулья». Таков уж наш добрый русский менталитет в сочетании со звериным оскалом чуждого нашей общинности и соборности капиталистического дискурса, без ножа режущего духовные скрепы народного единства.

Хорьков задумался. Крепко задумался. Так задумался, что я даже не рискнула его тормошить.

Я примостилась на углу стола, чтобы беззаботным болтанием своих красивых ног, придать оттенок легкомысленности деловой беседе, дабы та перестала окрашивать наш архиважнейший диалог суицидными тонами абсолютной безысходности, в которой ко всему прочему начали явственно проступать вкрапления научно-популярной эсхатологии.

— Неужели Вам так жалко денег — этих никчемных грязных бумажек, проклятых основателями всех массовых религий? — спросила я, увеличив амплитуду ногоболтания.

Тут мой собеседник заставил меня удивиться и переменить мнение о его инфантильной фрустрации.

Он оглядел кабинет, словно о чем-то советуясь со стоящими (а частью теперь уже по моей вине и частично лежащими) богами. А потом перевел взгляд на меня. В этом взгляде был только холодный расчет и тусклое мерцание цифр калькуляторов и конвертеров валют.

Хорькофф подошел ко мне и, выдвинув ногу вперед, патетически заявил:

— Послушайте меня, девушка. Если Вы меня обманите, я Вас из-под земли достану.

— Рада, что мы наконец-то перешли на деловой тон! — весело откликнулась я на угрозу. — Вот таким Вы мне гораздо больше нравитесь. А то уже заколебала всякая лирика. «Я во всем виноват!». «Доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича». «Еще неделя-другая и разразится бу-у-у-ря»…

— Я не шучу. Учтите, мне уже терять нечего. И я готов… на многое!

— Давайте-давайте! Наезжайте-угрожайте! Настоящий бизнес в Москве всегда начинается со слов: «Запомни, чувак, мы тебе не какие-нибудь лохи из Усть-Наливайска. И если ты нас кинешь, то замочим не только твою любимую канарейку, но и до йоркширского терьера твоей дочки доберемся!»

— Не надо над этим шутить!

— Какие шутки! За такими с Вашего позволения «шутками» стоят, точнее лежат закопанными или погребенными под речным илом миллионы покойников. В лесах Подмосковья перестали расти мухоморы. Потому что там лишь за 1990-е не меньше ста тыщ трупов прикопали. Мне знакомый мент рассказывал. Настоящий полковник. Из тех, которые даже жене не врут.

Хорькофф рванул воротник на горле. Клиенту почему-то резко перестало хватать воздуха.

Ну нет у мужика чувства юмора. И ничего с этим не поделать. Не прививается оно мичуринскими методами. С таким чувством надо либо родиться, либо пригодиться.