Одна жизнь — два мира
Шрифт:
Обыск
Когда мы вошли в квартиру домоуправа, мы увидели толстую обрюзгшую бабу с тупым лицом. Здесь же стоял ее муж Коршунов с огромным кровоподтеком под глазом.
— Это кто же тебя так разукрасил? — спросил начальник розыска.
— Водка, — угрюмо ответил Коршунов.
Попав первый раз в жизни в такую ситуацию, я все время думала: «Ну на кой черт я здесь торчу?» На все, что мне показывали, я смотрела небрежно, потеряв всякую надежду что-нибудь найти. Какой вор, думала я, будет держать ворованные вещи у себя в доме. Как вдруг последние два чемодана, вытащенные из-под кровати, которые
На вопрос, откуда у него оказались эти вещи, Коршунов, заявил, что все это добро он получил от дворника.
Пришлось идти к дворнику. И когда мы вошли в восьмой корпус в квартиру дворника, я застыла от изумления: она была убрана по-праздничному всеми вещами из нашей квартиры. В углу стояла даже елка, украшенная елочными игрушками моих детей. Здесь, в этой квартире, оказались не только наши вещи, но также и вещи наших соседей.
Все, что мы нашли, это были в основном постели детей, подушки, матрасы, одеяла, всякая хозяйственная утварь и кое-что из белья. Все самые-самые ценные, в том числе и теплые, вещи, в которые я мечтала переодеться, управдом Коршунов со своей бандой вывез куда-то и мы так ничего и не нашли. Но даже привезти только наши, найденные у дворника вещи, потребовалась подвода.
В результате арестованным оказался не управляющий домами Коршунов, которому все отдавали при эвакуации ключи от квартир на хранение, а один из его сообщников — многодетный дворник с женой. Я знала, что суд в таких случаях был жесток, особенно к «стрелочникам». А дворник и был тем самым стрелочником, которого Коршунов втянул в авантюру грабежей.
И этот же самый бандит-домоуправ предупредил дворника через его жену, чтобы он никого из этой шайки воров не выдавал, так как в противном случае, заявил он, военный трибунал будет судить их всех как организованную банду мародеров и по закону военного времени приговорит всех к расстрелу. Перепуганный до смерти дворник взял всю вину на себя. Суды в это время проходили с молниеносной быстротой.
Несмотря на наши протесты и требования привлечь к ответственности самого главного виновника этого преступления — Коршунова, так как при эвакуации мы все обязаны были сдавать ключи ему и часть вещей мы нашли также у него, ни он и никто другой из его сообщников не были вызваны в суд даже в качестве свидетелей.
Судил военный трибунал: дворник получил 8 лет, а его жена 6 лет тюремного заключения, как соучастница. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», — закончил судья.
Я думаю, что только в эту минуту дворник и его жена поняли, какую ошибку они совершили, взяв всю вину на себя.
— Такой суровый приговор, — заявил судья, — вынесен военным трибуналом, потому что девяносто процентов Москвы разграблено за последние несколько месяцев.
Для дворников, я считала, это был суровый приговор, но таких, как Коршунов, мне казалось, надо было расстреливать прямо на месте, не отходя, как говорится, от кассы. Его и всю его компанию позже и расстреляли, но за какие-то уже другие «дела».
Дворника
Пострадавший требует отмены приговора
С этого момента, начались мои хождения по всевозможным органам и прокурорам. Там мне прямо заявляли, что заниматься этим делом бесполезно. Судил военный трибунал, приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
А те, к кому я обращалась, стараясь доказать, что главный вор был домоуправ Коршунов, у него были ключи от всех обворованных квартир, а дворник уже подбирал за ним менее ценные остатки, видя мою настойчивость, начинали раздражаться и говорить со мной повышенным тоном.
— Почему вы со мной разговариваете, как с преступницей, я не только требую, а настаиваю на привлечении к ответственности настоящего преступника.
— Дело это, уже законченно, — отвечали мне.
Наконец, я пошла с этой женщиной к одному очень крупному знакомому адвокату товарищу Вышеславцеву с просьбой, чтобы он помог. Выслушав меня, он широко открыл глаза от удивления:
— Не могу понять, кто у кого что украл?
— Муж этой женщины вместе с управляющим домами обворовали нашу квартиру, квартиры наших соседей и многие квартиры из других корпусов. Военный трибунал осудил ее мужа на восемь лет, а ее как соучастницу на шесть лет тюремного заключения. Решение окончательное, обжалованию не подлежит. Но у них семь человек детей, и я прошу вас выручить эту женщину, мать этих детей.
— За двадцать пять лет моей практики первый раз такой невероятный случай, чтобы пострадавший требовал отмены приговора за преступление, совершенное против него. Вы возложили на меня тяжелую миссию, так как решения, вынесенные военным трибуналом, не подлежат обжалованию. Но я сделаю все, что от меня зависит, даю вам слово. Мои коллеги мне не поверят. Ведь, так или иначе, этот человек и его жена принимали участие в ограблении.
Не только принимали участие, но у них была найдена добрая половина вещей не только моих, но и соседей. Но дети-то здесь ни при чем, их вот и надо спасать.
И он выполнил данное мне слово, жену дворника не арестовали, а мужа выпустили через два года. И это мне тоже обошлось довольно дорого.
Встретив меня, мои знакомые говорили:
— Вы слышали, вашего «крестника» выпустили.
Когда я пришла поблагодарить адвоката, он широко улыбаясь, сказал: «Вам спасибо».
Но ни дворник, ни его жена не пришли поблагодарить. Да я, собственно, не претендовала, была рада, что детям вернули отца и мать.
Юные героини
Было горько и больно, что такие суды военного трибунала в борьбе с жуликами и мародерством должны были проходить в нашей стране в тот героический момент, когда все московские радиостанции во всю свою мощь сообщали о бессмертных героических подвигах и гибели нашей прекрасной молодежи, такой как Зоя Космодемьянская и другие. Зое было восемнадцать лет, она погибла, ее замучили немцы. Она долго висела на веревке, к ужасу всех жителей. Ветер раскачивал ее тело, и оно стучало окоченелыми конечностями о виселицу.