Одна жизнь — два мира

Алексеева Нина Ивановна

Уйти из страны, куда, вы знаете, возврата вам больше нет. Принести невыносимую боль родным, близким и даже хорошим знакомым было нестерпимо больно. Меня уже меньше волновало, что будет с нами. Но какое-то шестое чувство мне уже подсказывало, что ничего хорошего нас впереди не ждет.

Мне не хотелось никакого шума, никаких пресс-конференций, никаких интервью, никаких фотографов, никакой известности, а просто чтобы все потихоньку о нас забыли, дали возможность, как и миллионам других людей, тихо, спокойно устроиться на работу и заняться воспитанием

своих детей. Понять мое состояние мог только тот человек, который пережил это.

До тех пор пока мы не выступили в печати, советские тоже молчали, и мне казалось, что они именно этого хотели. И я знала, что, как только мы выступим в печати, они сразу же предъявят какие-либо обвинения и немедленно потребуют нашей выдачи Советскому Союзу.

Наша милая хозяйка напоила всех чаем. Во время чаепития Ричмонд вдруг заявил:

— Я добьюсь получения денег за ваш замечательный «стейтмент».

Кирилл удивленно ответил:

— Я не за деньги давал этот «стейтмент». Такие вещи не продаются.

— Но вам деньги нужны, и нам деньги нужны для ведения вашего дела, — твердо заявил Ричмонд.

— Деньги, я знаю, всем нужны, но заработать их я собираюсь не этим путем.

Тактические соображения

К этому времени к нам уже приехала Лидия Александровна Голицына. Все перешли в гостиную. Ричмонд закурил, любезно предложил всем сигареты и, усевшись поудобнее в кресло напротив нас, вынул из портфеля напечатанный лист бумаги и протянул нам для подписи.

— Что это? — спросили мы.

Посмотрев на эту бумажку, Лидия Александровна сказала:

— Это то же самое, что вы уже подписали Моррису.

— Зачем? Нам не нужен второй адвокат, нам вполне достаточно Морриса. А они как партнеры пусть сами разбираются, — сказала я.

Ричмонд заволновался:

— Передайте, — обратился он к Лидии Александровне, — что я компаньон Морриса и от нашей фирмы буду выступать я. Моррис по тактическим соображениям (опять же из-за конгрессмена Куддера) должен стоять в стороне. И это сущая формальность. Но так как моя фамилия уже опубликована в печати, все будут обращаться ко мне.

Наши доводы опять ни к чему не привели. Ричмонд еще раз повторил, что это сущая формальность и что наш настоящий адвокат — это Моррис. Мы нехотя подписали.

Договор с Ричмондом

И тут же, разгладив и уложив эту бумажку в портфель, Ричмонд вынул длинный лист другой бумаги и, обращаясь к Лидии Александровне, заявил:

— Передайте мистеру и миссис Алексеевым, что в связи с их делом сейчас начнутся большие расходы, у нас и у них денег, мы знаем, нет, поэтому мы предлагаем им заключить с нами вот этот контракт.

Лидия Александровна взяла в руки этот контракт и начала читать. Чем дальше, тем более озабоченным становилось ее лицо, мне казалось, она даже побледнела. Видя ее озабоченность, мы обратились к ней:

— Лидия Александровна,

в чем там дело, что они хотят от нас в этом контракте?

— Подождите, подождите минутку, я сама с трудом понимаю, что они хотят от вас, — смущенно и взволнованно сообщила она. — Пока что я поняла только то, что они хотят, чтобы вы подписали с ними контракт, по которому вы обязуетесь платить им 50 % от всей вашей литературной и 50 % заработной платы от всей вашей профессиональной инженерной деятельности в течение двух лет.

— Лидия Александровна, передайте, пожалуйста, им, что никакого контракта мы с ними не собираемся заключать и подписывать. Пусть они, в конце концов, скажут, сколько они хотят получить за свои услуги, и мы с ними закончим, пока не поздно. Ведь я об этом спросил у Морриса в первый же вечер при нашей первой встрече, и вообще, их поведение и их непредсказуемые выходки уже трудно переносить. Я рад буду покончить с ними, — категорически заявил Кирилл.

Наш отказ подписать взбесил Ричмонда и Морриса, их лица из любезных, улыбающихся стали злыми.

Ричмонд нервничал, руки у него дрожали, голос срывался.

— Ведь денег у них нет, мы предлагаем им расплачиваться с нами тогда, когда они начнут зарабатывать, объясните им это, — настаивал Ричмонд.

Лидия Александровна, обратилась к нам:

— Подождите, я им скажу, что я недостаточно хорошо знаю английский язык, чтобы перевести такой документ. А вы завтра посоветуйтесь со своими друзьями, может быть, они что-либо умное посоветуют.

Ушли они в тот вечер, даже не попрощавшись. Лидия Александровна попросила их подбросить ее к метро.

Всю дорогу они были раздражены, почти не разговаривали с ней. Только выразили ей свое неудовольствие, что она недостаточно убедительно уговаривала нас подписать контракт.

— Ведь вот вы все время ходите к ним, за эти услуги вам нужно тоже заплатить, — заявили они ей.

— Я была очень смущена, — рассказывала нам на следующий день Лидия Александровна. — «Простите, — ответила я, — мне такая дикая мысль даже в голову не приходила. Я их друг, что же им делать в их положении, если их друзья за свою помощь начнут требовать у них деньги». Из-за моего ответа, я поняла, они приняли меня за дуру, — засмеялась Лидия Александровна.

Мухи в паутине

Шантаж

Новый 1947 год мы встретили очень грустно. Джолисы были так добры, что привезли к нам детей. Дети были грустные, очень расстроенные, плакали и никак не могли понять, что же с нами случилось. Почему они там, а мы здесь и почему мы не вместе.

Устали и, не выдержав ожидания, когда за ними приедут, уснули одетые.

На следующий день вечером вновь пришли адвокаты Моррис и Ричмонд и старые меньшевики Б. И. Николаевский, Далин с женой. Эти «старые», новые в Америке эмигранты, в один голос, наперебой стали уговаривать нас подписать этот контракт.