Однажды, может быть...
Шрифт:
*
Мы прилетели в пять утра. Орели и Гастон сразу легли спать, а я пошел прогуляться по мелкому песку одного из прекраснейших пляжей Индийского океана. Но только я растянулся в гостиничном шезлонге из тикового дерева, как увидел идущую ко мне Люсиль, жену Алена, — и на меня без всякого предупреждения обрушился девятый вал.
— У Алена любовница!
Не успел я приземлиться на краю света — и вот уже до преисподней рукой подать.
«Черт, попался он все-таки», — подумал я.
— Что ты сказала?
—
— Я не понимаю другого: с чего ты это взяла?
— Слушай, только не надо меня дурой считать, ладно? С чего взяла? Видела его на улице с блондинкой лет двадцати пяти, и твой друг вышагивал так, будто похвалялся трофеем. Да чего удивляться, он ведь всю жизнь не тем местом думал!
Говорил и повторю еще раз: рано или поздно жена всегда поймает мужа на неверности. Это у них врожденное, в жен радар встроен — засекать любовниц.
— Люсиль, ну честное слово, я ничего не знал!
Положение аховое: с одной стороны, я изо всех сил старался не потопить друга, у которого и так уже голова ушла под воду, с другой — не оскорбить и без того страдающую женщину.
— Я с ним разведусь…
— Нет-нет-нет, погоди, не надо ничего делать, хорошенько не подумав. Ты в Париже Алена встретила с девушкой? Почему тогда не поговорила с ним раньше?
— Нарочно выжидала… Хочу, чтобы у него отпуск был испорчен и чтобы он тут больше ни о чем и думать не мог, кроме как о том, что натворил.
Я быстро сообразил, что отпуск будет испорчен не только у него.
Люсиль смотрела в пустоту и дрожала всем телом — раненый зверь, который, защищаясь, готов наброситься и изодрать в клочья.
— Хочешь, я сам с ним поговорю?
Она не ответила.
— Послушай, Люсиль, вы с Аленом — наши самые близкие друзья, вместе мы наверняка что-то придумаем, найдем какой-нибудь выход, положись на меня.
Она меня не слушала.
— Как же вы, наверное, веселились, когда говорили обо мне… «Ты только глянь на эту дуру Люсиль, только полюбуйся ее роскошными рогами…» Вы оба — чудовища! Но ничего, ничего, я еще не сказала своего последнего слова, он у меня еще получит, этот говнюк!
Люсиль занималась мазохизмом, терзала себя, а я не знал, как это прекратить. Нет тут никаких средств, человек так устроен: чем ему хуже, тем хуже он делает самому себе.
— Не спеши, дорогая, не надо сейчас ничего предпринимать, соберись с мыслями, выспись, потом с ним поговоришь…
Я обнял и проводил Люсиль к стойке; она попросила другой номер — жить в одном с мужем не желала. Не теряя надежды, что она последует моим советам и даст нам хоть небольшую передышку, я вытащил мобильник и разбудил дрыхнувшего без задних ног Алена.
— Алло?
— Это я. Вставай и спускайся в бар. Люсиль все знает про твои донжуанские подвиги.
Он молчал, и по его молчанию я понимал, что Ален в шоке. История друга напомнила мне мою собственную, я как будто заново пережил мучительную сцену, ощутил боль плохо зажившей раны, шрам еще кровоточил.
Мы встретились в баре.
— Жюльен, о чем ты говорил? Я ничего не понял.
— Брось, Ален! Тут и понимать нечего. Люсиль все знает, она застукала тебя на улице с блондинкой.
Впервые в жизни я увидел на лице друга выражение страха и растерянности. Всю свою жизнь он старался не попадаться, выдумывал совещания и поездки, я сам не раз обеспечивал ему алиби, но теперь все. На этот раз его поймали. Взяли с поличным.
— Что мне делать?
— Признаться ей во всем.
— В чем — во всем?
— Не строй из себя невинность! Она тебя видела, теперь ты ничего от нее не скроешь. Ну и расскажи все как есть. Будь, по крайней мере, сейчас с ней честен, не надо за дуру ее держать, она этого не заслужила.
— Она меня бросит.
— И будет права.
— Мне больше незачем жить, если она уйдет, я застрелюсь.
— Хватит нести чушь. Поговори с ней, скажи, что одумался, раскаялся, что ты ее любишь и жить без нее не можешь.
Надолго мне запомнился этот отдых на Маврикии! Ален с женой все-таки разругались, до самого отъезда смотрели друг на друга волком и говорили друг другу лишь гнусности. Орели встала на защиту подруги и, воспользовавшись случаем, каждый день напоминала мне о нашей собственной истории. Конечно, она не собиралась заставить меня целыми днями думать о Софи, но именно этого она и добилась. Вот так вот греешься на солнышке и не видишь, как надвигается буря. К счастью, я каждое утро занимался подводным плаванием, все-таки три часа передышки.
12
Вернувшись в Париж, я попросил Пьера сменить меня и подежурить около Алена, которому стало совсем паршиво. Люсиль подала на развод. Я годами любовался тем, как бесстрашно Ален носится по волнам, а теперь впервые видел его тонущим. В его взгляде застыл страх. Боялся ли он потерять жену — или в этом испытании попросту страдала его мужская гордость? Сколько я ни спрашивал его об этом, внятного ответа так и не дождался. Может, у Пьера получится лучше.
На меня самого все, что стряслось с Аленом, подействовало как электрошок. Где теперь Софи? В голове без конца крутились те слова: «Живем только раз, подумай об этом». Но что мне делать, конкретно — что? Сидеть на месте и ждать, пока моя жизнь сама собой развалится, — или взять себя в руки и найти ее? Вскоре эта мысль сделалась навязчивой.
Начал я свое расследование с того, что обратился к матери Пьера. Симона знала меня мальчишкой, вся моя жизнь была у нее как на ладони, и она догадывалась, что рано или поздно я к ней приду.
— Симона, вы знаете, где сейчас Софи?
— Знаю, но тебе не скажу.
— Почему?
— Потому что в погоне за химерой ты разрушишь свою жизнь. Сломаешь все, что построил вместе с женой.
— Я готов рискнуть.
— Не говори ерунды. И вообще Софи тебе не подходят.
— С чего вы взяли?