Однажды на берегу океана

Клив Крис

Я сначала не поняла, почему она так испугалась, но теперь понимаю. Есть Кингстон в Англии, а есть еще Кингстон на Ямайке, только там совсем другой климат. Вот еще над чем потрудились ваши волшебники. У вас даже города с двумя хвостами.

— Кингстон? — переспросил тот мужчина, с кем я говорила по телефону.

— Кингстон-на-Темзе, — уточнила я.

— Так это же черт знает где, да? Это же в этом, как его…

— В Суррее, — подсказала я.

— В Суррее. Ага. Четыре уборщицы из гребаного Суррея, так, что ли?

— Нет. Мы уборщицы и живем поблизости. Но нас посылают на работу в Суррей. Нужно там прибраться.

— Наличка, безналичка? —

устало спросил мужчина.

— Прошу прощения?

— Наличными платить будете или центр ваш гребаный деньги на счет переведет?

— Мы расплатимся наличными, мистер. Расплатимся, когда доедем.

— Только попробуйте не расплатиться.

Еще минуту я слышала его указания, а потом нажала на рычаг. Послышался гудок. Я набрала другой номер. Этот номер был указан на визитной карточке, которая тоже лежала в моем пластиковом прозрачном пакете. Карточка была мокрая, когда я подобрала ее, а потом высохла и покоробилась, и я не могла разобрать последнюю цифру — 8 или 3. Я набрала 8, потому что в моей стране нечетные числа приносят неудачу, а неудач мне и так уже хватало.

Трубку взял мужчина. Он был сердит.

— Кто это? Черт, сейчас шесть утра.

— Это мистер Эндрю О’Рурк?

— Да. А вы кто?

— Могу я приехать и повидаться с вами, мистер?

— Черт побери, да кто это говорит?

— Мы познакомились на пляже в Нигерии. Я вас помню очень хорошо, мистер О’Рурк. Я сейчас в Англии. Могу я повидать вас и Сару? Мне больше некуда поехать.

Мой собеседник долго молчал, потом кашлянул и расхохотался:

— Это чепуха какая-то! Кто это говорит? Предупреждаю, мне то и дело названивают какие-то чокнутые. Оставьте меня в покое, иначе вам не поздоровится. Моя газета за всем следит. Этот звонок вычислят, выяснят, кто вы такая, и вас арестуют. И вы будете не первая.

— Вы не верите, что это я?

— Просто оставьте меня в покое. Понятно? Слышать ничего не хочу. Это случилось черт знает как давно, и я ни в чем не виноват.

— Я приду к вам. Тогда вы поверите, что это я.

— Нет.

— Я больше никого не знаю в этой стране, мистер О’Рурк. Извините. Я просто говорю вам это, чтобы вы были готовы.

Мужчина перестал злиться. Он издал негромкий звук, будто ребенок, который боится того, что может случиться. Я повесила трубку и повернулась к другим девушкам. Сердце у меня стучало так часто, что я испугалась, как бы меня не стошнило прямо тут, на линолеумный пол. Другие девушки смотрели на меня нервно, с ожиданием.

— Ну? — произнесла девушка в лиловом платье.

— А? — отозвалась я.

— Такси, дорогуша! С такси-то чего?

— Ах да, такси. Он сказал, что кеб подъедет за нами через десять минут. Сказал, чтобы мы ждали снаружи.

Девушка в лиловом платье улыбнулась:

— Меня звать Йеветта. С Ямайка я. А от тебя бывать польза,дорогуша. Тебя-то как звать?

— Меня зовут Пчелка.

— Это чего за имечко?

— Это мое имя.

— Да ты откудова родом-то? Где это девочка называть как какой-нибудь мошка?

— В Нигерии.

Йеветта расхохоталась. Смех у нее был заливистый и басовитый. Так смеются самые главные злодеи в фильмах про пиратов.

— Ву-ха-ха-ха-ха!

Телефонная трубка, лежавшая на рычаге, задребезжала.

— Нии-хер-ии-яаа! — вскричала Йеветта и сказала двум другим девушкам — той, что была в сари, и той, у которой пакет был битком набит

документами: — Пошлите с нами. Мы с вами быть Объединенный Нация, и сёдня у нас главная Нии-ХЕРРИЯ.ВУ-ха-ха-ха-ха!

Йеветта продолжала смеяться и тогда, когда мы вчетвером проходили мимо стола дежурного, к дверям. Дежурный офицер в этот момент оторвал глаза от газеты. Девушка «топлес» уже исчезла — офицер перевернул страницу. Я на ходу бросила взгляд на газету. Заголовок на новой странице говорил: БЕЗДОМНЫЕ ПОЕДАЮТ НАШИХ ЛЕБЕДЕЙ. Я посмотрела на дежурного, но он на меня смотреть не стал. Он прикрыл заголовок рукой, но сделал это так, будто ему нужно было почесать локоть. А может, ему и вправду было нужнолокоть почесать. Я вдруг поняла, что ничего не знаю об этом человеке, кроме того, что его боюсь. На тебе форма, которая тебе велика, ты сидишь за столиком, который тебе слишком мал, у тебя восьмичасовая смена, и она кажется тебе слишком длинной, а тут вдруг появляются четыре девицы. У одной — три килограмма документов и никакой мотивации. У другой — зеленые, как леденцы, глаза и желтое сари, и она такая красотка, что на нее долго смотреть трудно, потому что иначе твои собственные глаза просто лопнут. А третья девчонка из Нигерии, названная именем пчелы, а еще громогласная девица с Ямайки, которая гогочет, будто пират. Возможно, как раз в таких обстоятельствах у мужчин чешутся локти.

Я обернулась и еще раз посмотрела на дежурного офицера, когда мы уже стояли перед дверями. Он провожал нас взглядом. Он выглядел очень маленьким и одиноким со своими тонкими запястьями, под лампами дневного света. Из-за этого света его кожа казалась светло-зеленой, такой цвет бывает у маленьких гусениц, когда они только вылупляются из яиц. Сквозь стекла в дверях в помещение вливался свет утреннего солнца. Офицер сощурился от этого света. Наверное, мы ему виделись просто фигурами. Он открыл было рот, словно собрался что-то сказать, но промолчал.

— Что? — спросила я. Мне представилось, что он сейчас скажет, что произошла ошибка. Я подумала: не стоит ли нам убежать? Мне не хотелось возвращаться назад. Я гадала, далеко ли мы успеем убежать и не погонятся ли за нами с собаками.

Дежурный офицер встал. Я услышала, как ножки стула, на котором он сидел, чиркнули по линолеумному полу. Офицер стоял чуть ли не по стойке смирно.

— Дамы… — проговорил он.

— Да?

Он посмотрел себе под ноги и тут же перевел взгляд на нас:

— Удачи вам.

И мы повернулись и пошли к свету.

Я распахнула двустворчатые двери и замерла. Меня остановил солнечный свет. Я чувствовала себя такой хрупкой после пребывания в центре временного содержания, что испугалась, как бы эти яркие лучи солнца не разрезали меня пополам. Я никак не могла сделать первый шаг.

— Ты чего застрять, Пт-челка?

У меня за спиной стояла Йеветта. Я всем заслоняла дорогу.

— Секундочку, пожалуйста.

Воздух пахнул мокрой травой. Этот запах ударил мне в лицо и ужасно меня напугал. Два года я ощущала только запах хлорки, моего лака для ногтей и дыма чужих сигарет. Ничего естественного. Ничего подобного. Мне казалось, что, если я сделаю хоть шаг вперед, сама земля всколыхнется и оттолкнет меня. Во мне теперь не осталось ничего естественного. Грудь у меня была туго обвязана, и я стояла в своих тяжеленных ботинках — не женщина и не девочка, существо, забывшее родной язык и выучившее ваш, существо, чье прошлое превратилось в прах.