Однажды на краю времени (сборник)
Шрифт:
Ну вот, теперь и результат налицо. И Марта на берегу озера Стикс. Конечно, до цели не так далеко. Максимум три мили.
Ее захлестнуло отчаяние.
Озеро они окрестили еще во время первого облета системы Галилеевых спутников («картографической съемки местности», по выражению инженеров). Стикс был одним из самых значительных образований, не нанесенных на карты во время спутниковой съемки или наблюдений с Земли. Холз еще решил, что разрослось озеро до своих нынешних размеров за последние лет десять. А Бертон думала, как здорово будет его проверить.
Марта так рвалась поучаствовать в первой высадке, так боялась, что ее оставят наверху, что когда она предложила сыграть в «камень-ножницы-бумага» и решить, кто будет дежурить на орбите, Бертон и Холз дружно рассмеялись.
– Побуду вашей мамочкой, – великодушно согласился Холз, – на этот раз. Бертон будет сидеть наверху, когда отправимся на Ганимед, а ты – на Европе. Честно?
И он взъерошил ей волосы.
Марта испытала огромный приступ облегчения и благодарности, но одновременно почувствовала себя униженной. Какая ирония. Теперь получается, Холз (уж он-то бы точно не сбился с курса и не притопал к Стиксу не с той стороны) и вовсе не спустится на поверхность. Во всяком случае, не в этой экспедиции.
– Глупо, глупо, как глупо, – пробормотала Марта, распекая неизвестно кого – то ли Холза, то ли Бертон, то ли себя саму.
Двенадцатимильный Стикс имел форму подковы. Марта стояла как раз у внутренней ее дуги.
Ей ни за что не успеть вернуться по собственным следам, чтобы обойти озеро, – кислорода не хватит. Сера была достаточно плотной – казалось бы, бери и плыви, – но одновременно слишком вязкой: радиаторы мигом забьются и скафандр выгорит изнутри. А еще слишком горячо. А еще тут наверняка есть течения. С таким же успехом можно утопиться в липкой патоке. Медленно и печально.
Марта села и расплакалась.
Через какое-то время она взяла себя в руки и начала ощупью искать то место, где скафандр подсоединялся к баллону с воздухом. Соединение можно было отщелкнуть. Конечно, там стоял предохранитель, но те, кто работал с такими скафандрами, прекрасно знали: если большим пальцем придержать предохранитель и резко дернуть за шланг, весь воздух выйдет из скафандра меньше чем за секунду. Шальные молодые астронавты во время тренировок, если кто-то делал совсем уж несусветную глупость, обычно так и показывали: большой палец прижать и кулак вниз. Называлось это «самоубийственный рывок».
Есть гораздо более страшные способы умереть.
– Построить. Мост. Достаточно. Контроль. Физические процессы. Можно. Построить. Мост.
– Ага, чудненько, давай, – безо всякого выражения отозвалась Марта.
Если уже начинаешь хамить собственной галлюцинации… Додумывать она не стала. По телу будто кто-то ползал. Надо не обращать внимания.
– Ждать. Здесь. Отдых. Сейчас.
Марта молча села. Отдыхать она не будет. Надо собраться с мужеством. Она думала обо всем и одновременно ни о чем и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив руками колени.
И наконец, сама
– Проснись. Проснись. Проснись.
– А?
Марта с трудом пришла в себя. Прямо перед ней с озером что-то происходило. Какой-то физический процесс. Что-то двигалось.
У нее на глазах белая корочка, застывшая на самом краю темной массы, рванулась вперед, наращивая кристаллы. Все шире, шире. Было похоже на кружево или снежинки. Белый, как иней, покров стлался по темной расплавленной сере. Пока в конце концов не получился узкий мост, тянущийся к противоположному берегу.
– Надо. Ждать, – сказала Ио. – Десять минут. И можно. Идти туда. Просто.
– Вот же зараза, – пробормотала себе под нос Марта. – А я вовсе и не спятила.
В молчании шла она по мосту, который Ио наколдовала через черное озеро. Раз или два под ногой чуть пружинило, но мост держал.
Путешествие окрыляло – она словно переходила от смерти к жизни.
На дальней стороне Стикса до самого горизонта простиралась пирокластическая равнина. Марта взглянула на пологий склон, сверкающий кристаллическими цветами. Второе цветочное поле за день. Ничего себе совпадение.
Она упорно шла вверх, а под ногами разлетались хрупкие цветы. Наверху поле заканчивалось и начиналась привычная уже гладкая равнина. Тянущийся за Мартой след, как и в прошлый раз, постепенно исчезал. На долгое тягучее мгновение она замерла. Скафандр извергал в атмосферу Ио тепло, и кристаллы беззвучно распадались вокруг Марты – она словно стояла в центре постепенно расширявшегося круга.
Тело ужасно зудело. Пора взбодриться. Шесть быстрых движений. На визоре выскочило предупреждение: «Внимание! Принимая этот препарат в таких количествах, вы подвергаете себя риску: возможны паранойя, психоз, галлюцинации, ошибки восприятия, гипомания, помутнение сознания».
Да идите вы. Марта впрыснула себе еще одну дозу.
Прошло несколько секунд. А потом – раз! И вот она снова легка и полна сил. Надо бы проверить показатели кислорода. Ого, как все скверно. Марта невольно хихикнула.
И не на шутку испугалась.
Тихий наркоманский смешок отрезвил ее в мгновение ока. Привел в ужас. Ее жизнь сейчас зависит от трезвости суждения. Приходилось принимать метамфетамин, чтобы не свалиться с ног, и при этом идти под действием наркотика. Поддаваться нельзя. Соберись. Пора переключаться на последний баллон. Баллон Бертон.
– У меня осталось кислорода на восемь часов. Надо пройти еще двадцать миль. Это мне по силам. Я это сделаю, – мрачно сказала она самой себе.
Если бы только не зудела кожа. Если бы только не гудело в голове. Если бы только мозг не разлетался в клочья.
Шагнула, дернула, шагнула, дернула. Всю ночь напролет. Что плохо в однообразной работе, так это время – остается слишком много времени на подумать. А если ты при этом под кайфом, то думаешь еще и о собственных мыслях.