Однажды ты пожалеешь
Шрифт:
17.
Помешкав, я вошла в раздевалку и – о, чудо – никто никак мое появление не прокомментировал. Нет, Катрин, конечно, посматривала на меня с самым красноречивым выражением и со своими подругами недвусмысленно общалась взглядами, смысл которых можно было понять слёту, но всё это молчком – и на том спасибо. Да что уж, огромное спасибо… Исаеву. Как бы странно он себя ни вел, но сейчас я была ему благодарна.
Когда, переодевшись, я вышла в коридор, там уже стояли парни.
– Леха сказал, на стадион идти, –
Лехой, как я поняла, они называли физрука, Алексея Геннадьевича.
– Фу, опять бегать, что ли? Задолбал, – скривилась Катрин. – Я не буду.
– Я тоже не хочу, – поддакнула ей Юляша.
Тем не менее мы все вместе пересекли фойе, вышли на крыльцо, свернули направо и пошли в сторону стадиона. Там меня нагнал Ярик. Так непривычно было видеть его в футболке, спортивных штанах и без очков. Особенно последнее его сильно меняло – лицо сразу утратило надменное выражение, глаза стали большие и как будто растерянные.
– Ну что? Не обижали тебя эти? – он кивнул в сторону одноклассниц.
– Нет, – покачала я головой.
– Ну, слава богу, – выдохнул он.
– Представляешь, Исаев запретил им меня трогать.
– Это как?
– Ну вот так. Я сама поразилась. Подхожу к раздевалке, а он там им выговаривает, типа, не смейте её… ну меня… больше обижать. На Катрин так вообще наехал. И потом, когда я уже зашла, никто мне и слова не сказал, – не сдержав довольной улыбки, доложила я.
Ярик на миг вскинул удивленно брови, а потом широко улыбнулся.
– Ну вот видишь! Я же говорил тебе! Я знал, что Андрей не такой… Только тогда почему он тебя в ЧС закинул? Слушай, ну давай я все-таки с ним поговорю? Спрошу, что за фигня?
– Ну, не знаю, – вздохнула я. – Как-то неудобно мне. Словно навязываюсь… меня в дверь, а я – в окно. Он же сразу догадается, что ты по моей просьбе... Хотя знаешь, давай. Вдруг это и правда какое-то недоразумение. Потому что такое ощущение, что он как будто на меня за что-то злится или обижается. Но я-то знаю, что ничего плохого ему не делала. Когда бы я успела, да?
– Ну, конечно! – подтвердил Ярик. – Я поговорю с ним. Сегодня же вечером схожу к нему домой.
Если бы я только знала, чем эта затея обернется… заклинала бы Ярика даже близко с такими вопросами к Исаеву не подходить. Но тогда я и предположить ничего подобного не могла…
Физкультура тоже прошла без приключений. Никто меня не задирал, не обзывал ненавистной Хацапетовкой. При том что Исаева на уроке не было.
Я сначала невольно поискала его глазами, потом вспомнила – Ярик ведь говорил, что из-за травмы он теперь ходит только в бассейн.
Парни толпились кучкой на беговой полосе, Ярик стоял чуть в стороне от них. Ждали, пока Алексей Геннадьевич, физрук, на вид добродушный увалень лет сорока, договорится с девчонками, которые отказывались бегать. Приказать он им не мог и лишь неуверенно препирался.
– Живот болит, – буркнула Дыбовская.
– А я ногу потянула, –
– Опять? – недоверчиво переспросил Алексей Геннадьевич. – А нормативы когда будешь сдавать? И вообще, Юля, болит нога – иди в медпункт. Пусть дадут справку.
– Не верите? – якобы обиженно захлопала глазами она.
– Ну… мне нужно подтверждение твоих слов.
– Ну, смотрите, проверяйте. – Она выставила одну ногу вперед и приподняла, слегка задрав штанину. – Видите, на лодыжке синяк?
Лично я никакого синяка там не увидела, и физрук, по-моему, тоже, но спорить не стал. Махнул на нее рукой.
– Я тоже не могу. У меня сегодня месячные, – нагло и насмешливо сообщила ему Черемисина. – Хотите проверить?
Алексей Геннадьевич заметно смутился, аж покраснел и, ни слова больше не говоря, ретировался. У остальных девчонок, которые тоже расположились на лавочке, даже спрашивать ничего не стал.
– Ну ты жжешь, Катрин. Заодно и нас всех отмазала, – громко смеялись девчонки. – Бедняга чуть в обморок не упал. Чего это он такой впечатлительный, а, девочки? Может, он девственник? Ага, точно, сорокалетний девственник… Катрин, ты в следующий раз спроси его…
Они хохотали в голос, а мне было неловко, почти как самому Алексею Геннадьевичу. И неприятно. Да и бегать по такому стадиону, чистенькому, ровному, аккуратному, с красными каучуковыми дорожками, размеченными белыми линиями, – как по мне, одно удовольствие. Это не то, что у нас в Зареченске – когда мы или грязь месили, или столбы пыли вокруг себя поднимали, но тренировались же, и никто даже пикнуть не смел.
Тут же в итоге бегали только парни, я и ещё одна девушка. Та самая, на парту которой закидывала ноги Дыбовская. Кажется, она называла её мухой. На самом деле, она – Света, мы как раз на бегу и познакомились.
Остальные девчонки веселились, сидя рядком на длинной скамейке, и когда мы пробегали мимо них – выкрикивали всякую ерунду, улюлюкали и заливались смехом так, что физруку всё это надоело и он отправил их прочь со стадиона.
Правда, вскоре и урок закончился. Но когда мы с Светой вернулись после физкультуры в раздевалку, там уже не было ничьих вещей, кроме наших. Честно говоря, я даже вздохнула облегченно.
– Катрин на тебя из-за Исаева злится, – сообщила мне Света в лоб.
Я слегка опешила от такого неожиданного заявления и не нашлась, что ответить.
– Думает, что у вас что-то было, – добавила Света.
– А они что, встречались?
– Нет.
– Почему она тогда злится?
– Ну как почему? Он же ей нравится, – Света опасливо оглянулась на дверь, хотя мы явно были одни в раздевалке, и полушёпотом продолжила: – Года три уже она за ним бегает. И бесится, что он её, такую красивую, не замечает. Ну, то есть замечает... её сложно не замечать, но вообще никак на нее не реагирует. А на тебя вон сразу запал… И потом девки видели вас вдвоем в торговом центре. Конечно, она злится!