Однажды ты пожалеешь
Шрифт:
– Потому что это подло. Это ужасно и бесчеловечно…
– Ой, да брось. Ужасно, когда человек с таким пятном в биографии идет кого-то учить. Ну разве такой должна быть учительница начальных классов, а?
Он снова показал мне эту проклятую фотку.
– Ты же знаешь, что её обманули... что она не сама... – у меня перехватило горло.
– Да на это мне вообще всё равно, – безразлично пожал он плечами.
Комната вдруг покачнулась, и я тяжело опустилась на стул. Голова шла кругом и катастрофически не хватало воздуха. Господи, что я натворила? Я
– Ты подумай. Кто тебе дороже – родная мама или Исаев, который тебя полгода мучил. Выбор на самом деле простой. Или ты сделаешь, как я прошу, или… Андрей сольет твою маму. Он-то долго думать не будет.
– Ярик, за что ты так? Что я тебе плохого сделала? – меня потряхивало от ужаса.
– Ничего. И я тебе ничего плохого не сделаю. Правда. Обещаю, что никто ничего не узнает про твою маму, если ты выполнишь мою маленькую просьбу.
– Мама ведь этого не переживет, ты понимаешь? Она и так…
– Ну так тем более – слей Андрея и всё будет хорошо.
В прихожей щелкнул замок, и в комнату вошла мама.
– Ну как вы? – улыбаясь, спросила она. – Даша, ты даже чайник не поставила. А я в «Приме» купила пирожные. Ну как, Ярослав, не откажешься?
Она открыла коробку с десертом, поднесла к его лицу. Ярик улыбнулся в ответ.
– О! Спасибо, ну тут да, трудно устоять, вы правы.
– То-то, – засмеялась мама.
– Вам помочь?
– Ну что ты! Ты же гость. Я сама. – Мама включила чайник, поставила на стол чашки.
– Кстати, мама сказала, что вас очень хвалили за открытый урок, – сообщил Ярик.
– Правда? – зарделась мама, смущенная и довольная.
Ярик вновь стал учтивым и доброжелательным как прежде, и не скажешь, что несколько минут назад тут было маленькое бездушное чудовище.
– Даш, ну ты чего там сидишь? – позвала меня мама. – Иди сюда, наливай чай.
– У меня голова болит, – буркнула я и убежала в ванную. Просидела там несколько минут, пустив воду, чтобы не слышать их светский разговор.
Вышла только, когда мама уже начала стучать и тревожиться:
– Даша! Ты там что делаешь? С тобой все нормально?
Ярик все еще попивал чай и безмятежно улыбался.
– Даш, зря отказываешься от чая, – обратился он ко мне. – Чизкейк потрясающий.
Я ему ничего не ответила, только посмотрела исподлобья.
– Даша! – упрекнула меня мама.
– Ну ладно, мне уже пора. Наталия Федоровна, ещё раз спасибо огромное за чай. Вы – замечательная! – рассыпался в любезностях Ярик.
Я вышла за ним следом в прихожую закрыть дверь. Он обулся, надел шапку, куртку и, уходя, прошептал:
– Подумай… до завтра.
40.
Ярик
Я улыбался Дашиной матери, слушая ее хихиканье и льстивый щебет. Смотреть на нее было ещё противнее, чем до этого на Дашу, когда та пыталась мне врать.
– Ещё чайку, Ярослав?
– Да, можно. Спасибо, Наталия Федоровна.
Глупая, скучная, истеричная и тщеславная дамочка. Приручить
У всех без исключения есть свои слабые точки, но у нее их даже искать не пришлось. Сразу видно, чем ее можно зацепить, а чем раздавить.
Стоило лишь мимоходом бросить, что мать ее хвалила, и эта дура рассыпалась бисером. Я ей подыгрывал. Это несложно, даже забавно. А теперь, когда Даша знала, стало ещё забавнее. Настоящее представление, жаль только, что она засела в туалете. Я хотел посмотреть, как она будет юлить и притворяться при матери. Каково ей будет видеть, что её мать из кожи вон лезет, чтобы угодить мне, тому, кто может в два счета опустить ее на самое дно. Я хотел, чтобы она наблюдала за нашей милой беседой, не имея возможности ничего сказать. Чтобы она сполна прочувствовала унижение и свою беспомощность.
– Даша там в порядке? – спросил я.
Её мать, как дрессированная собачка, тут же кинулась тарабанить в дверь туалета: «Даша! Выходи!».
Даша выползла из своего убежища, посмотрела на меня с лютой ненавистью. И лишь когда уходил, когда напомнил, что у нее есть время подумать до завтрашнего дня, наконец увидел уже знакомое выражение страха и отчаяния. Взгляд загнанного зверька.
Матери своей она не расскажет – это ясно. И вообще никому не расскажет. Ночь у нее предстоит бессонная. Она будет рыдать тайком, скорее всего, напишет что-нибудь слёзное и пафосное мне, какое-нибудь «прости» Андрею, но завтра сделает всё, как надо. И будет себя ненавидеть и презирать еще очень долго. Ну а если я ей скажу потом, что на самом деле нет у меня никакого видео с ее матерью, нет и никогда не было… Просто обычная картинка из интернета с девкой, чем-то похожей на ее мать в молодости. По крайней мере на те фотографии, которые они мне как-то показывали. Там даже лица не видно под волосами, но Даша и не разглядывала, поверила сразу.
В кармане пиликнул сотовый. Какая же она предсказуемая. Я еще до дома не дошел, а она уже взялась строчить сообщения.
«Ярик, зачем ты так? Одумайся! Ты же не такой!»
«До завтра», – набрал я ей в ответ.
У дверей скребся Джесс, стучал по полу тяжелым хвостом. Чувствовал, что я возвращаюсь. Мать сидела в своей комнате, и оттуда не доносилось ни звука, ни шороха. Можно было бы решить, что она уже спит, так тихо у нее было, но под плотно закрытой дверью желтела узкая полоска света.
Я вошел к ней.
Она сидела на диване с книгой и, разумеется, меня услышала, но не пошелохнулась. Продолжала читать, как будто меня не замечает. Но я-то видел, как она тотчас напряглась.
– Мне нужны деньги.
С минуту она еще делала вид, что читает, но я не уходил и просьбу свою не повторял, потому что знал – всё она прекрасно слышала.
– Зачем? – наконец отозвалась и отложила книгу.
Теперь моя очередь молчать.
– Сколько? – она поднялась, взяла сумку, вынула кошелек.