Однажды в Америке
Шрифт:
Стоит попробовать. В конце концов, это будет просто забавно. Я, Башка с Пером с Деланси-стрит, буду писать документальную, живую книгу. Итак, как ее можно назвать? «Жизнь Башки в изложении Босуэла»? Или просто «Дневник Башки»? Книги пишет кто угодно, почему бы и мне не попробовать? И все-таки, какой должна быть моя книга? Автобиографической? Нет, это плохо. Точное изложение событий отправит за решетку и меня, и всех остальных. Я напишу развлекательную книжку, опуская даты и немного видоизменяя места событий. И вдобавок, после того как я ее напишу, я все-таки выжкду лет двадцать. К тому времени встревоженные газеты, возможно, совершенно забудут об этом полумифическом Обществе, и я не насыплю никому соли на раны. Интересно, истечет ли к тому времени срок давности? Или он распространяется только на гражданские дела? Надо будет купить книгу по праву, чтобы быть в курсе дела.
Я
Ну вот, к примеру, тот случай с Капоне и его чикагской организацией. Они посчитали себя достаточно сильными и нарушили построение. У них появилась дурацкая идея: что они могут позволить себе не выполнять распоряжения. Но им достаточно быстро доказали обратное. Мы их проучили. Да, Капоне вдруг понял, что может избежать гибели единственным способом — дать арестовать себя за незаконное ношение, оружия. Ему еще повезло, что его представители вовремя смогли договориться с Обществом, поскольку для этого твердолобого свободолюбца даже тюрьма была весьма ненадежным убежищем.
Затем я опишу наши операции с алкоголем. «Сухой» закон? Чушь собачья. Алкоголь поступал откуда угодно. Общество арендовало суда, которые вставали на якорь за пределами трехмильной пограничной зоны, и специально закупленные скоростные катера доставляли товар в нужные места. Океанские лайнеры швартовались возле специально отведенных причалов Лонг-Айленда, и я мог бы рассказать о том, как Общество и местная полиция всегда без каких-либо трений совместно наблюдали за их разгрузкой. И можно будет написать об ист-сайдском порте, куда спиртное прибывало из Канады в полых внутри рулонах газетной бумаги и загружалось в грузовики под охраной таможенников и нью-йоркской полиции. Я подумал, что навряд ли кто поверит, насколько нагло колонны грузовиков с товаром пересекали канадскую границу, чтобы доставить груз в распределительные центры Детройта и Питтсбурга. Из этих городов алкоголь развозили по всей стране. Я, пожалуй, детально опишу, как мы курсировали вдоль грузовых маршрутов и «подмазывали» шерифов и правительственных чиновников и как местные налетчики грабили транспорты, не ведая, что творят, и мы вынуждены были совершать просветительные экспедиции с целью обучения невежественной деревенщины. Я не мог уснуть и лежал, вспоминая разные эпизоды из нашей деятельности. Затем я встал, схватил карандаш и начал делать заметки.
Первым делом я рассказал о том, как создавалось Общество, как мы кропотливо налаживали связи в разных концах страны, как вступали в контакты с независимыми местными бандами и как мы с ними обходились. Если банда оказывалась крупной и имела большие доходы, то мы начинали действовать, объявляя ее вне закона. Ребята или соглашались подчиниться и делиться с нами прибылью, или полностью теряли свою самостоятельность. Изредка такие независимые банды пытались оказать сопротивление Обществу, и тогда их полностью отстраняли от дел общепринятым способом. Я конспективно описал операции с игровыми автоматами. Как мы добились, чтобы эти машины были установлены во всех подпольных барах, ночных клубах, в аптеках и кондитерских. Я отметил, что только в Нью-Йорке и ближайших окрестностях было установлено более пяти тысяч автоматов. Я вкратце набросал рассказ о том, как по всей стране открылась сеть роскошных игорных домов и как мы взяли под контроль собачьи бега.
Затем я перешел к временам, когда Общество, сконцентрировав у себя в руках огромные деньги, стало управлять местными властями при помощи взяток, политических клубов и подтасовок во время выборов.
Затем я начал делать заметки о нашей компании, о наших подпольных барах, в частности о том, где мы проводили свободное время и который получил название «У Толстого Мои». О том, как мы нахально афишировали его перед властями, держа дверь постоянно открытой для всех, кто из себя что-то представлял и хотел показать другим, что его не смущают цены на наши весьма дорогие, впрочем, всегда самые лучшие спиртные напитки. Я описал людей, которые были завсегдатаями нашего бара: бизнесменов, полицейских чиновников, политиков, инспекторов, следящих за выполнением «сухого» закона, короче, всех, кто относился к сливкам Ист-Сайда. В то же время вход был закрыт для мелких воришек, умничающих наглецов и для всех женщин, вне зависимости от их взглядов на мораль.
Я подробно объяснил, как при помощи наших связей, нашего виски и наших денег мы превратили это место в неприкосновенное убежище, а одну из служебных комнат, минимально обставленную мебелью, в штаб-квартиру филиала Общества. Эта же комната служила нам местом отдыха и неприступной
Я не забыл упомянуть и о том, как однажды сумел обойти его во время одной такой игры «трое на одного». Я встал, засунув руку в карман брюк. Он скомандовал: «Давай!», и я мгновенно выхватил из кармана пружинный нож. Не нажимая на кнопку, выпускающую лезвие, я ткнул Макса в бок и сказал: «Ты готов, Макс, у тебя в животе пятнадцать сантиметров отличной стали». Макс посмотрел на меня с уважением и, похлопав по спине, произнес: «Отличный номер. Башка. Продолжай упражняться в том же духе. Ты становишься чертовски проворным в обращении с ножом». Я написал о днях, когда нам совершенно нечем было заняться и мы дремали в креслах под негромкую музыку, которую Косой наигрывал на своей гармонике. Иногда мы целые дни проводили за бутылкой и различными карточными играми.
Затем, в хронологическом порядке, я изложил, как один тип по прозвищу Лодырь Билли, владевший баром «У Толстого Мои», был выведен нами из обращения. Основная неприятность, связанная с Билли, заключалась в том, что он был закоренелым лодырем, начисто лишенным каких-либо других достоинств. Он мухлевал, приобретая виски и пиво у левых поставщиков. Его неоднократно предупреждали, что надо пользоваться услугами наших торговых агентов, но он настойчиво продолжал покупать товар у людей с плохой репутацией. Многие из его особо жадных до выпивки клиентов ослепли от паршивого, с большим количеством метанола, виски. Время от времени кто-нибудь из них замертво падал в сточные канавы Ист-Сайда. Его женой была Фанни, маленькая пухлая Фанни, которая много лет назад жила на одном этаже со мной. Я рассмеялся, вспомнив о происшествии в туалете. Во всяком случае, Фанни была слишком хороша для него. Их брак кончился тем, что он сломал ей нос и бросил ее ради восемнадцатилетней дешевки. Мы устали терпеть выходки Билли и навсегда «отлучили» его от общества. Да, мы навсегда отлучили беднягу от жизни, взяв на прогулку по глухим местам дачной зоны.
Я подробно описал наше возвращение с той прогулки, как мы ехали в машине от сто шестидесятого километра шоссе номер семнадцать. За рулем сидел Простак. Косому вдруг приспичило поиграть на гармонике. Он привычным жестом постучал по ней пальцем и с дремотной медлительностью начал исполнять незнакомую мелодию. Макс с любопытством смотрел на него какое-то время, а затем спросил:
— Косой, ты что такое играешь?
Косой пожал плечами:
— Не знаю. Играю, что чувствую. Наверное, эта мелодия просто появляется у меня в голове.
— Может, ты у нас второй Ирвин Берлин? — ехидно заметил Простак.
Косой промолчал и продолжал играть. Гармоника звучала, как орган, исполняющий кантату Баха. В мелодии было что-то религиозное. Он играл все время, пока мы ехали к городу, километр за километром, и скорбная погребальная песнь медленным потоком омывала наши души. В голове у меня возникла мысль. Я посмотрел на Макса. Похоже, и он подумал о том же одновременно со мной.
— Косой в музыкальной форме рассказывает о поездке Билли Лодыря, — сказал я. — Похоже на то, Макс?