Однажды в Марчелике 2
Шрифт:
Тяжёлый жаркий вздох донёсся снаружи фургона. Мигель встрепенулся и быстро встал с кровати, спешно накидывая рубашку. Штаны он и так снимал лишь для того, чтобы в стирку отдать или по-большому сходить.
— Давай… Давай… — горячим шёпотом донеслось снаружи, и Мигель почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, а руки потянулись к оружию.
Голос был мужской, а ещё из-за стены явственно слышалось пыхтение и какие-то ритмичные звуки. В голове Мигеля сразу возникла картина, от которой ему самому стало стыдно… Но раз уж одним из
— Да, детка, давай… Да…
Вскипая, как котелок над костром, Мигель сплюнул на пол, чего обычно себе не позволял… А потом схватил винтовку, прислонённую к стене, и принялся искать патроны.
Голос он узнал. Голос принадлежал Иоганну…
И Мигелю стало грустно и горько от того, что теперь придётся убить самого близкого друга…
— Ещё! — голос стал громче, и Мигель понял, что больше не может этого выносить…
Оставив патроны в покое, касадор решительно распахнул дверь фургона. И застыл соляным столбом на пороге.
— Да, детка… Давай… Ещё чуть-чуть!.. — Иоганн сидел на брёвнышке рядом с костром и, высунув язык от напряжения, что-то вычищал из дула своего обожаемого «томаса». — Ага!..
Просияв, как марчельское солнышко, он вытащил ёршик из дула и радостно потряс ружьём, вытряхивая из него какую-то труху. И тут же заметил Мигеля, который заливался краской на пороге фургона — потому что, конечно же, понимал, как глупо выглядел минуту назад с перекошенной от злости рожей. И радовался хотя бы тому факту, что румянец на его смуглом лице почти не заметен.
А Иоганн тем временем приветливо улыбнулся старому приятелю:
— Доброе утро! Чего-то вы с сестрой рано сегодня! А ты чего с ружьём?
— Да вот… Услышал, как ты чистишь, и тоже решил!.. — Мигель смущённо кашлянул, радуясь тому, как быстро придумал отговорку. — Вот только комплект для чистки забыл…
— Да бери мой! — от щедроты души предложил Иоганн.
Давать заднюю было поздно… Мигель бы с удовольствием вздремнул ещё часок, но тогда Иоганну стало бы ясно, что с ружьём его друг выскочил из фургона вовсе не для чистки. Поэтому, тяжело вздохнув, защитник девичьей чести присел рядом, взял тряпочку из сундучка, добавил масла и принялся полировать оружие…
Мигель ненавидел чистить оружие. Мигель любил из оружия стрелять.
Со стороны отхожего места появилась Мэнола. Она критически осмотрела двух касадоров и покачала головой:
— Вот вам с утра заняться нечем…
— Нет ничего плохого в том, чтобы с восходом позаботиться о том, что даст тебе увидеть закат! — наставительно заявил Иоганн, подняв палец вверх.
— Лучше сейчас, чем когда будет лень… — неохотно согласился с ним Мигель.
— Идите вы к чёрту, мыслители долбанутые! — отмахнувшись, Мэнола сделала пару шагов к фургону.
А потом, обернувшись, выдала самым сладким голосом из всего доступного ей арсенала:
— Миг, а ты если своё чистишь, то, может, и моим займёшься?
— Займётся, конечно! Неси! — вместо Мигеля ответил Иоганн. Необыкновенной душевной щедроты был парень…
Мигель с ненавистью глянул сначала на сестру, а затем на друга, но Мэнола уже скрылась в фургоне. А вскоре появилась из него со своим ружьём, которое и вручила брату.
— Ладно… Я ещё пойду посплю! — зевая, сказала она и благодарно погладила Мига по плечу.
С завистью посмотрев ей вслед, брат решил больше не кидаться на защиту её чести… Во всяком случае, в ближайшую неделю. А если эта кошка драная всё-таки влипнет в неприятности, то он лучше её саму пристрелит. Во всяком случае, оружия придётся меньше чистить… Да и мыться немного реже…
Лагерь просыпался. Из своего фургона вышла тётя Луиза и отправилась умываться к ручью. Следом выполз на порог сонный Бенедикт. Этот парень тоже любил поспать, но мама у него всегда вставала рано. А если уж живёшь в мамином фургоне — будь добр, подчиняйся её правилам. Один за одним, обитатели лагеря потихоньку просыпались и подтягивались на улицу.
Старик Джон запалил огонь, отправив Вульфа искать дрова. Вскоре показались у костра Анна и Луиза с надраенным до блеска котелком. Отстоявшего в дозоре на утренней смене Ламмерта сменил Пётр. Над лагерем разнёсся аромат готовящейся еды.
А зевающий Мигель, подхватив очищенные ружья, наконец-то отправился в фургон. Там он прислонил винтовки к стене и с наслаждением растянулся на кровати, мечтая урвать ещё хоть полчаса сна…
Едва он закрыл глаза и начал задрёмывать, как занавеска сестры громко зашуршала. А следом раздался до отвращения бодрый голос Мэнолы…
— Эй! Вставай касадор! Солнце уже высоко! — девушка подошла к винтовкам, взяла свою и осмотрела, со вздохом прокомментировав. — Вот как не умел нормально чистить оружие — так и не научился!..
Разлепив глаза, Мигель мысленно обматерил жестокий мир, сегодня решивший обернуться против него. Вслух же он, скрипнув зубами, произнёс только одно:
— Вот сама бы тогда и чистила…
— Эй! Не дуйся, касадор! — сестра подошла и чмокнула его в щёку.
От попытки поцеловать его во вторую щёку Миг лениво отмахнулся.
— Иди уже… Подлиза! — сказал он, поднимаясь с кровати и во второй раз за утро надевая рубашку.
— Кстати, ты уже начинаешь вонять! — заметила сестра у самой двери фургона. — Помылся бы… Да и штаны постирать отдай!
Мигель закрыл глаза и попросил у Бога всего две вещи… Побольше терпения — а ещё осечку, когда лукавый всё-таки подобьёт его пристрелить сестру. Ну а если направит сам Бог, тогда и без осечки можно. И даже без промаха…
Размеренная жизнь в последние недели заметно расслабила весь вадсомад. Иногда доходило до того, что решали обойтись без обеда — потому что его лень было готовить. В зенит лагерь вообще почти что вымирал: только дозорный оставался на улице, а все остальные прятались по фургонам.