Однажды в Питере
Шрифт:
Осторожно приоткрыв дверь, Леся заглянула внутрь и увидела отца на больничной кровати. Он лежал с открытыми глазами и, судя по набежавшим на его лоб морщинам, о чем-то напряженно думал. Стоило ему увидеть дочь, как губы его расплылись в счастливой улыбке.
– Лесёнок…
– Папа…
Прижав кулак к губам, Леся сдерживала слезы, которые комом подступили к горлу, потому что знала - сейчас папу тревожить нельзя, ему нужны отдых и покой, а своими слезами она только его расстроит. Справившись с собой, Леся подошла к кровати с улыбкой на лице. Она взяла стоявший неподалеку стул и, придвинув его ближе, села рядом и без лишних слов взяла папины руки в свои. Они были сухими, уже морщинистыми, но в то же время теплыми и такими родными.
–
– спросила Леся, цепляясь за его пальцы.
– Я так волновалась за тебя!
– Милая, со мной все хорошо, я сейчас в полном порядке, особенно, когда ты рядом, - просветлел отец.
– Сам не знаю, как так вышло, что я попал сюда… Ведь пришел домой, мы с Лизой сели ужинать, а потом… потом ничего не помню, все как в тумане. Меня сюда на “скорой” привезли?
– Да, Лиза вызвала. Врачи тебе помогли, и сейчас все будет хорошо! Правда, какое-то время тебе придется побыть здесь под присмотром докторов.
– Надолго? У меня же конференция скоро в Москве, нужно доклад закончить…
– Папа, - строго перебила его Леся.
– Твоя конференция никуда не денется, один разок можно и пропустить. Здоровье ведь важнее!
– Да-да, Лесёнок, ты совершенно права. Знаешь, кажется, совсем недавно это я ухаживал за тобой, когда ты болела, а теперь вот ты сидишь у моей кровати… Как все же быстро летит время!
Александр Никанорович покачал головой, погруженный в свои воспоминания, а Леся лишь сильнее сжала его пальцы. Сколько всего ей хотелось сказать! В эту бессонную ночь она испытала тысячи сожалений о том, чего уже не вернуть, и сочинила тысячи слов любви, которая несмотря ни на что жила в ней, но никак не могла решиться высказать их.
– Какая же ты у меня взрослая, красивая, замечательная… - продолжал Александр Никанорович, не сводя с дочери пристального взгляда, и тогда Леся поняла, что больше не может молчать.
– Нет, никакая я не замечательная. Я ужасная дочь!
– пылко воскликнула она.
– Я убегала из дома, не звонила тебе месяцами и делала много других глупостей… Папа, прости меня, пожалуйста. Когда умерла мама, мне было всего семь, и я не знала, что делать со своим горем. А потом, когда у тебя появилась Лиза, то мне показалось, что я… я совсем тебе не нужна.
Леся заметила, как папа изменился в лице, и в уголках его глаз заблестели капельки слез. Дура, какая же она дура!
– Господи, папа, прости меня, тебе же нельзя волноваться, - опомнилась Леся и наспех вытерла свои слезы, которые не преминули появиться.
– Врач сказал, что тебе нужен покой, а я тут…
– Перестань, Лесёнок, со мной уже все хорошо, - улыбнулся он и крепче сжал ее пальцы.
– Это не ты должна просить у меня прощения, а я у тебя. Ты ведь знаешь, я очень любил твою маму, больше жизни любил, я ради нее горы готов был свернуть! А когда ты у нас появилась, так вообще боготворил. Вы были для меня самым ценным сокровищем на этом свете. А потом ее не стало… Вот раз - и не стало. И я потерялся, Лесёнок, понимаешь? Я не знал, как жить без нее! Та боль, которая поселилась в моем сердце, разъедала меня изнутри, не давая жить дальше. Когда в моей жизни появилась Лиза, мне показалось, что она поможет нам с тобой… Хотя нет, тогда я думал только о себе. Это сейчас я понимаю, что должен был жить ради тебя, делать все, чтобы ты была счастлива, а тогда я был эгоистом. Господи, каким я был эгоистом! Но, думая о себе, я совсем забыл о тебе, милая. Я и не представлял, что тебе тоже было тяжело, именно поэтому ты постоянно сбегала из дома и пряталась от меня, а когда ты ушла к бабушке, мне показалось, что это самый лучший выход из ситуации для нас обоих, хотя Нине Захаровне тогда было ничуть не легче, чем нам с тобой, ведь она потеряла дочь… Но она смогла пересилить горечь потери и подарить тебе свою любовь, а я нет. Теперь я понимаю, что в итоге пропустил всю твою жизнь. Сейчас ты уже совсем взрослая красивая девушка, которой не нужен
– Папа, ты мне очень нужен такой, какой ты есть!
– с жаром воскликнула Леся.
– Правда?
– с надеждой спросил он.
– Конечно! Ты мне всегда был нужен, хоть я никогда и не говорила об этом…
Губы Леси дрожали от переизбытка чувств, а глаза начало печь изнутри. Слезы, которые она столько лет прятала в глубине души, отчаянно просились вырваться наружу.
– Знаешь, не так давно мы с Денисом помогли одному маленькому мальчику, который сбежал из дома, и он сказал мне одну важную фразу о том, что родителей нужно беречь, - подрагивающим голосом продолжала Леся, вспомнив Димку.
– После того, как умерла бабушка, у меня никого не осталось кроме тебя, и сегодня я очень отчетливо поняла смысл слов того мальчика. Да, прошлого не вернуть, но давай... не будем о нем вспоминать? Давай попробуем снова быть настоящими папой и дочкой?
Лицо Александра Никаноровича осветилось счастливой улыбкой, и он припал губами к сжатым ладоням дочери.
– Я буду этому только рад, - прошептал он дрожащими губами.
Тут Леся уже не выдержала и упала ему на грудь.гхяжфю Слезы катились по ее щекам, падая на тонкую ткань покрывала, и превращались в мокрые капли. Леся плакала тихо, почти беззвучно, но при этом ее тело сотрясалось так, будто она рыдала навзрыд. Вскоре она почувствовала, как папины руки накрыли ее спину и стали медленно гладить. Вверх-вниз, вверх-вниз… Леся прижималась к папиной груди и чувствовала, как вместе со слезами очищается ее израненная душа.
Глава 21. У трёх сестёр
Пока Леся была у отца, Денис решил не сидеть без дела. Сначала он нашел мужской туалет, где умылся, почистил пальцем зубы и пригладил непослушные темные волосы, которые после ночи на неудобной больничной подушке топорщились в разные стороны, как иголки у дикообраза. Правда, все равно Денис остался недоволен своим отражением в зеркале. За последние несколько дней без бритвы и нормальных гигиенических принадлежностей он, скорее, стал походить на человека без определенного места жительства, чем на состоятельного бизнесмена, кем до сих пор изо всех сил пытался казаться. А еще он мечтал избавиться от той потертой кожаной куртки, которую они нашли в каморке, и снова облачиться в любимое драповое пальто с высоким воротником, но пока оставалась опасность слежки, решил, что рисковать будет глупо.
Затем Денис немного поболтал с Марьей Васильевной, дежурившей на посту, и, углядев у нее тарелку сырников, выпросил немного для них с Лесей. Добрая медсестра с радостью поделилась с ним и в придачу дала еще и пару пакетиков чая. Чайник с горячей водой он нашел в коридоре, и в итоге получился очень даже неплохой завтрак.
Вернувшись в палату, Денис разложил завтрак на тумбочке, и принялся ходить из угла в угол, размышляя то о новой загадке, то о том, что ему в баре сказал Боря. “Интересно, где искать среднюю из трех сестер? И что это вообще за три сестры? Непонятно… Да, значит, чувства есть не только с моей стороны, но и со стороны Леси? Навряд ли бы Боря сказал это просто так, они ведь все-таки давно дружат… Будь выше… Что значит “будь выше”? Это в прямом или переносном смысле? А Леся, наверное, не привыкла выставлять напоказ свои чувства. Получается, я ей тоже нравлюсь? Может, стоит сделать первый шаг?”
За этими мыслями он и не заметил, как подошел к двери, которая неожиданно распахнулась, и на пороге возникла Леся, ойкнувшая от испуга.
– Блин, напугала… Нельзя же вот так резко, - выдохнул Денис, держась за сердце.
– Прости, я тебя не заметила!
Вглядевшись в ее лицо, Денис заметил, что печальная бледность ушла, и щеки Леси снова приятно порозовели, правда, вместе с этим у нее немного покраснели глаза и кончик носа.
– Ну что, как папа?
– спросил он.
– С ним все хорошо, чувствует себя намного лучше.