Однажды в полночь

Лонг Джулия

– Я в полном неведении, милорд. Почему бы вам не просветить меня?

Молчание.

Так… Сегодня отец не намерен даже улыбнуться. Все яснее ясного.

– Ее мать была испанской принцессой, которая перебралась в Англию после войны. – Такой был миф, в любом случае.

– Кто бы сомневался. У них матери всегда испанские принцессы.

– И ее пригласили по просьбе графини Мирабо, которая является настоящей хозяйкой салона.

– Графине сейчас сто пять лет, если она еще жива. Я думаю, года три из своей жизни она вела себя вполне респектабельно,

а лет пятьдесят – крайне легкомысленно.

Она совершенно точно была особой легкомысленной, но это даже нравилось Джонатану. У графини имелась одна особенность: она не обращала внимания на то, что происходило в текущем десятилетии, и никто не мог предсказать, в каком наряде она появится в следующий раз – в тоге, в средневековой тунике, или в парике в придачу к платью с турнюром, или вся в заплатах, или в туалете по последней моде.

– Мне дали понять, что ей семьдесят семь и еженедельные собрания – это исключительно ее идея, и приглашают туда только по ее распоряжению.

Отец отмахнулся от его слов.

– Что касается твоих посещений салона, пусть об этом беспокоится леди Уинслоу.

Джонатан замолчал. Вот теперь он был по-настоящему неприятно поражен. Удивление переросло в едва сдерживаемый гнев.

Он – взрослый человек. Флиртуя, всегда проявлял осмотрительность. Не был бабником и ничем не запятнал имени семьи. А леди Филиппа Уинслоу – вдова, могла позволить себе поступать так, как ей заблагорассудится, и то, чем он занимался с ней, было его личным делом!

Но как отец прознал про это? Должно быть, у него глаза повсюду.

«Ты сам был девственником, когда женился, отец? Очень сомневаюсь в этом». Именно это ему хотелось сказать. Но сказал он другое:

– Боюсь, я не вполне понимаю, какое отношение это имеет к моему вступлению в клуб «Меркурий».

– У тебя нет никакого опыта в инвестициях, Джонатан. За исключением определения запаса прочности противников в игровых притонах, или покупки подарков определенного типа женщинам, или в одновременных ставках в мушку на пять карт, или в соревнованиях по дартсу. Люди в клубе будут с тобой вежливы и предупредительны, но начнут возмущаться тем, что есть некто, у кого нет не только личных доходов, но и необходимых знаний, чтобы по-настоящему обеспечивать свой вклад в рост общего благосостояния, и этот некто лишь демонстрирует причуды своего характера. Они станут возмущаться мной из-за того что я поспособствовал твоему вступлению в клуб.

Причуды характера? С каких это пор молодость, приятная наружность, богатство и мужественность стали причудами?

И да, он совершенно непревзойденный игрок как в дартс, так и в мушку!

Джонатан попытался еще раз:

– Я уверен, у меня есть склонности заниматься инвестициями. В конце концов, я – твой сын.

Лесть и чуточка шарма – годами проверенное средство смягчить суровое сердце.

Но отец ничего не подозревал о способностях сына. Вполне определенных способностях.

И не просто способностях. Джонатан жаждал заниматься этим видом деятельности,

находил в нем настоящее наслаждение, воспринимал его как искусство. Это была точно такая же жажда, которая, должно быть, двигала его отцом и отцом его отца, чтобы накопить состояние, благодаря которому Айзея Редмонд через разные каналы контролировал не только свою семью, но и в настоящее время б'oльшую часть Англии. Такую жажду, такое стремление не продемонстрировал никто другой из его сыновей. Что было удивительно даже для Джонатана.

– И каким образом ты можешь доказать эту свою склонность? – Отец сказал это почти снисходительно. Отчего Джонатану вдруг захотелось закричать: «Мне не двенадцать лет!»

Хотя это была бы интонация именно двенадцатилетнего мальчишки.

Джонатан впился ногтями в ладони, чтобы сдержаться.

– Я инвестировал в корабль с грузом шелка и удвоил вложения.

– Да? И что осталось от твоей прибыли?

– В настоящий момент…

Честно говоря, справедливо было ответить: «Ничего». Но так получилось совсем по иной причине, отличной от той, что предполагал отец.

Но когда Джонатан увидел выражение циничного удовлетворения на лице отца, то решил, что не будет просить ни о чем. И ничего не станет объяснять.

– Если ты испытываешь недостаток в средствах, Джонатан, и это является причиной желания вступить в клуб «Меркурий», ты можешь получить свою часть наследства и даже больше, как только женишься на достойной леди. Но не раньше. И еще, хорошо бы на будущее тебе отказаться от карт.

Слово «женишься» прозвучало у Джонатана в ушах как первые такты похоронного марша.

Вот теперь надо быть осторожным вдвойне. Джонатан понял, что отец приготовил ему какую-то неожиданность.

– На достойной леди?

Отец вздохнул.

– Почему меня не удивляет, что именно ты задаешь такой вопрос?

– Извини. Вероятно, нужно было спросить: каких именно леди ты считаешь достойными, отец?

Джонатан говорил спокойно, сохраняя на лице безразличное, насколько это было возможно, выражение. Но в вопросе было полно яда.

Отец был отнюдь не глуп. Он нюхом чуял бунт, как лисы чуют грызунов в зарослях на расстоянии в милю. Сейчас он холодно рассматривал сына.

Джонатан был слишком зол и испытывал слишком острое любопытство, чтобы испугаться.

Да и вопрос был правомерным. Его старший брат Майлс женился на совершенно неподходящей леди (предмет заботы отца) Цинтии Брайтли, и не скрывал, что безумно счастлив, словно доказывая своей решимостью и непреклонностью, что сделал самый правильный поступок в жизни. А потом Вайолет вышла замуж за графа, вышла абсолютно неожиданно, вызвав восторг у родителей. Вот только избранником ее оказался капитан Ашер Флинт, граф Ардмей – предположительно с частью индийской крови, прозванный Дикарем, рожденный от неизвестных родителей, выросший в Америке и получивший графский титул от короля, благодаря не в последнюю очередь использованию набора отвратительных качеств, жестокости в том числе.