Однажды все закончилось
Шрифт:
В этот раз жена не ушла в спальню, а остановилась, ожидая ответной реакции, но реакции не последовало. Мне уже было все равно. Безразличность ко всему, такая же, какую я видел в глазах дяди Леши, охватила и меня. Сейчас я сидел и думал только о том, что тесть мог бы подумать о других и оставить мне немного коньяка. Хотелось напиться уснуть и никогда не просыпаться.
Игорь, отвернувшись к стенке, попытался скрыть свой смех, но у него этого не получилось, и он перестал делать вид, что серьезно воспринимает происходящее. Алена недоумевающее смотрела на Машу и никак не могла понять, как ее желание помочь ближнему, может осуждаться.
— Что
Как говорила Аленина мама их семья — это семья православных христиан. И Алена с детства воспитывалась в этой традиции. Не пила, не курила, с молодыми людьми общалась, не подпуская их к своему телу. В конце 11 класса в школе ходил шутка, что тому, кто захочет затащить Алену в постель, придется на ней жениться.
Конечно же, она была далеко не единственной целомудренной старшеклассницей, что не могло не радовать православных христиан. Но молодые люди, ухаживавшие за ней, узнав о ее отношении к сексу и о том, что она по воскресеньям с матерью ходит в церковь, поднимали гораздо больше шума, чем обычно в таких случаях. В итоге никто из одноклассников и позже однокурсников не пытался заводить с ней романтические отношения. Пару раз, я встречал ее во дворе с ухажерами, провожавшими ее до подъезда. На моих глазах их вечер заканчивался безобидным поцелуем в щеку.
Похоже, что она так и не нашла человека, который бы понял или хотя бы попытался ее понять. И судя по творящемуся вокруг хаосу, так никогда и не найдет. Сейчас глядя на Алену, я надеялся только на то, что когда придет время, а оно по моим ощущениям должно прийти очень скоро, то Бог, в которого Алена верила, сделает так, чтобы ее жизнь окончилась быстро и без мучений.
А вот у Алены, похоже, имелось совсем другое, отличное от моего мнение. Она не собиралась умирать. С внезапно вспыхнувшим внутри меня, интересом глядя в ее глаза, я видел веру, которой была наполнена ее душа и надежду, которой жило ее сердце. Многое бы отдал за то, чтобы узнать, откуда она брала силы, чтобы поддерживать в себе эти чувства в данных обстоятельствах.
Алена почувствовала мой взгляд и, оставив Машу ее демонам, посмотрела мне в глаза. Какая-то странная и непонятная искра передалась мне от этой девушки, и ее хватило, чтобы зажечь во мне первобытный огонь. Именно огонь, потому что чувство, которое пробуждаясь, вызывал усыпленный до этого момента отчаянием инстинкт, обжигало меня изнутри.
Это был первобытный, самый основной инстинкт, который не то чтобы кричал, но твердо и уверенно говорил, что я должен выжить. Это то, что делает особь мужского пола не просто самцом, а мужчиной. Сознание того, что нужно жить, не смотря ни на что. Жить, чтобы оберегать и защищать тех, кто рядом с тобой. Преодолевая последствия любых стихийных бедствий, вгрызаясь в горло любого, кто захочет причинить вред близким. На минуту, я даже испугался, что стал жертвой вируса, но убедившись в том, что Игорь, Маша и Алена не вызывают во мне аппетита немного успокоился.
— А ты что сидишь, как баран? — крикнула мне в ухо Маша и ладонью толкнула мое лицо.
Это был не удар, и не затрещина, а просто толчок, но этого вполне хватило для того,
— Замолчи, дура — прикрикнул я на нее. — Не одной тебе тошно! Никто здесь ни рядом, ни по отдельности спать не будет.
— Это как? Объявим неделю бессонницы? — продолжал веселиться Игорь.
— Думаешь, у тебя есть эта неделя?! — задал я встречный вопрос.
Игорь вернулся из сытого веселья в реальный мир и хотел, что-то мне сказать, но за окном послышался шум и все, кто был на кухне, перегнувшись через стол, посмотрели в окно. Зрелище, которое предстало перед нами, сочетало в себе уже давно устоявшийся порядок вещей вперемешку с напоминанием о мрачной действительности, но в тоже время, имело легкий оттенок жизненной комедии.
По пустой улице медленно ехал милицейский уазик. Перед уазика шел человек в форме сотрудника ОМОНа. В руке он держал дубинку. Шаг его, то ускорялся, то замедлялся в зависимости оттого, что делал то бегущий, то ползущий, возглавляющий процессию, подверженный действию вируса мужчина.
Омоновец громко рассказывал мужчине о его гражданских правах. Вставая на ноги, мужчина с рычанием кидался на стража порядка, натыкался на дубинку и, получая несколько ударов, пытался убежать. Омоновец парой быстрых шагов догонял его, и опять сбивал с ног. После чего рассказывал ему, о своих правах и о том, что он должен согласно служебной инструкции сделать в случае, если гражданин окажет ему сопротивление. Больной вставал и все повторялось.
Когда процессия подошла ближе к нашему окну, я узнал в омоновце своего знакомого. Его звали Олег. Мы часто общались с ним в одной компании. Когда я поступил в университет, его призвали в армию. Отслужив срочную службу, он сдал экзамены по психологической и физической подготовке, после чего посвятил свою жизнь охране нашего спокойствия. Мы с ним, до последнего времени продолжали пересекаться и поддерживали неплохие, приятельские отношения.
Омоновца управляющего уазиком не знал. Водитель, не переставая, кричал своему товарищу, чтобы тот перестал заниматься ерундой и садился в машину. Олег не поддавался на провокации со стороны своего коллеги и продолжал честно и неустанно выполнять свой долг. Работая дубинкой, он пытался втолковать больному, что ему не следует вести себя подобным образом и что, кидаясь на людей, он подвергает себя опасности получить травмы не совместимые с жизнью. В действиях стража порядка просматривалась утопическая идея о том, что все люди братья, и что существуют универсальные «языки», с помощью которых, жители разных стран без слов могут понять друг друга.
— Во дают! — с восторгом воскликнул Игорь.
Поспешно выйдя на балкон, я хотел окликнуть Олега, но он опередил меня. Занятый воспитательной работой, он не переставал следить за тем, что твориться вокруг. И от его профессионального, тренированного глаза не ускользнуло мое появление на балконе четвертого этажа.
— О блин! Кирилл, живой еще? — крикнул Олег, нанося при этом очередной удар дубинкой.
— Как видишь — ответил я.
— Машка цела? — спросил омоновец и не стал догонять больного, когда он опять начал убегать.