Однажды я стану снегом
Шрифт:
***
Как-то поздно вечером пришёл Ичиро Тиба, лысый согбенный старик, муж госпожи Юзухи. Он покружил вокруг дома и осторожно постучал в дверь. Тисия вышла на порог. Всё кругом покрылось инеем и толстой ледяной коркой. Улица дремала, и только где-то вдалеке мерцали жёлтые пятна фонарей.
Господин Ичиро поклонился, при этом тревожно озираясь по сторонам. Тисия смекнула: не по своей воле пришёл, госпожа Юзуха отправила. Видимо, ему было неловко стоять возле дома распутницы.
– Здравствуй. Ты так и не забрала, – он протянул мешок с кувшинами. –
– Вы хотите, чтобы я приходила рано утром, пока горожане ещё спят, – догадалась Тисия и почувствовала накатывающий на лицо жар. Так вот, кто она теперь! Её прихода стыдятся, наверняка теперь и здороваться не будут. – Госпожа была добра ко мне. Не всегда, конечно, но я помогу. Идите в сад. Оттуда ведёт тропинка через огороды. Так ваш визит останется тайным.
Тисия задвинула дверь и долго стояла в темноте, вслушиваясь, как ветер свистел на чердаке. Крышу ведь так и не починила. Плевать! Холодно внутри и холодно снаружи. Её притягивали к себе орнаменты. Звали и обещали сладостное забытье. Зачем пытаться и стараться, если можно провалиться в пустоту? Там не будет господина Ичиро, которому неловко стоять на пороге её дома; не будет тётки Шибуки, которая хочет лишить Тисию собственного угла; не будет осуждения и колких взглядов…
Однако она превозмогла себя и отправилась к очагу. Разложила дрова и подожгла их щепой. Вскоре комната озарилась сиянием медового цвета. Тепло стелилось по земле и медленно поднималось к потолку.
Тисия отварила рис, вынесла из кладовки деревянную ступу и установила её на земляном полу в нежилой части дома. Подготовила отцовский деревянный молот и небольшую бочку с водой. Она решила приготовить рисовые пирожки. Затея выглядела крайне неудачной. Молотом нужно было колотить рис до тех пор, пока он не превратится в тягучую массу, напоминающую тесто. Это работа для крепкого мужчины, да ещё не помешал бы второй человек, который будет смачивать тесто водой, чтобы оно не прилипало к стенкам ступы.
Но изнутри уже душила злость и просто необходимо было дать ей выход. Тисия закрепила волосы гребнем, широко расставила ноги и со всей силы шибанула молотом по клейкому рису. Тяжело, но Тисия даже не думала отступать. Она колотила что есть силы и при каждом ударе издавала отчаянные вопли.
Ба-бах! – Чтоб тебя сожрал гюки!
Ба-бах! – Как мне всё это пережить?
Ба-бах! – Я же просила тебя не лезть на рожон!
Ба-бах! – Я не хочу без тебя жить!
Ба-бах! – А тебя я убью, Цикада!
Ба-бах! – Это я сделана из камня и железа, а не ты! Это я! Я! Я!
Тисия часто останавливалась и смачивала водой молот, тесто и стены ступы. В эти короткие передышки она чувствовала, как гудели мышцы на спине, как тяжелели руки и в голове нарастал шум. А глубоко в груди трепыхалась, как воробей в тёплом гнёздышке, надежда увидеть сокрушение Цикады, его боль и страдание. Она отомстит старосте за содеянное, пусть даже ценой собственной жизни.
С утренними сумерками работа была окончена. В корзинке на чистом отрезе ткани лежали
– Снег! – крикнула Тисия и выбежала на улицу. Кромешная темнота ночи побледнела, метель снежной пылью выбелила сумерки. Ветер кружил снег и звонкие льдинки, колыхал веточки деревьев, отчего повсюду раздавался тихий порывистый перезвон.
Дандзё был похож на большой рисовый пирожок, присыпанный мукой. Тисия пыталась отыскать хоть одно светлое чувство внутри себя, ведь она так любила зиму. Любила тёмные вечера, когда на расстоянии в десятки ри 10 не было слышно ни одного звука; любила таинственность длинных ночей и холодный свет зимнего солнца. Но увы! Душа не откликалась. Она надела стёганую хаори, обула фука-гуцу 11 и, прижимая к себе корзинку с пирожками, зашагала по пустынной улице.
10
Мера длины. 3, 927 км.
11
Зимняя обувь японских крестьян, напоминающая валенки.
***
Госпожа Юзуха лежала на футоне, укрытая несколькими одеялами и всё равно дрожала. Рядом с изголовьем стоял фонарь, бросающий жёлтые пятна на исхудавшее от болезни лицо. Тисия присела на пол и почтительно поклонилась:
– Чем я могу вам помочь, госпожа?
– А… Тисия-тян. Ты похожа на призрака. Растрёпанная, неумытая. Почему не привела себя в порядок? – госпожа Юзуха говорила с трудом, дыхание сбивалось, а рот то и дело искажался в болезненной судороге.
– Меня мало волнует, как я выгляжу, – равнодушно ответила Тисия. – Я приготовлю чай из трав, которые собирала для вас летом.
– Не торопись. Позже чай. Ты молода, и ещё встретишь хорошего мужчину. Не закатывай глаза. Я слышала, про тебя и Казуми. Просто знай, что боль со временем притупится. У тебя всё впереди. Как бы я хотела повернуть время вспять. В юности я была хороша, как луна в пятнадцатую ночь. Говорили, когда Юзуха улыбалась, цветы распускались. И вот я умираю.
– Лучше бы на вашем месте была я! – в сердцах воскликнула Тисия.
– Не-е-ет. Смерть и жизнь – судьба, – закашлялась госпожа Юзуха. – Жизнь похожа на пузырёк на воде. Никогда не знаешь, когда он лопнет.
– Для меня уже всё окончено. Знаете, почему я до сих пор дышу? Из-за ненависти. Мне осталось только отомстить. Потом я приготовлю снадобье и усну вечным сном.
И вдруг госпожа Юзуха заплакала. Беспомощно и совсем по-детски:
– Тисия-тян, нужно много мужества, чтобы покончить с собственной жизнью, но ещё больше, чтобы не делать этого. Ты должна обратиться к предкам. Они утешат тебя.
– Они молчат! Предки больше не разговаривают с людьми! – Тисия поднялась на ноги. – Вам нужно отдохнуть. Пойду приготовлю чай, а потом поменяю вам постель.