Однажды я выберу тебя

Скотт Эмма

«Не хочет, чтобы кто-то видел, как мы уходим вместе».

– Слушай, если тебе трудно или нет желания…

– Я ведь все равно туда еду. Почему мне должно быть трудно?

– Ну, хотя бы потому, что я тебе не очень нравлюсь.

Он замер возле задней двери, ведущей за пределы поместья.

– Это не так. Я не чувствую к тебе неприязни. Я тебя почти не знаю.

– Ты знаешь гораздо больше многих. – Я поднял руки. – Слушай, все в порядке. Я понимаю. Ты не хочешь дружить, но и воевать нам ни к чему. Судьба и Рамона сговорились,

чтобы свести нас вместе…

Сайлас поднял руку, и мы замолчали, услышав в коридоре чьи-то шаги.

Вскоре все стихло, и он бросил на меня тяжелый взгляд.

– Мы не вместе, – проговорил он и толкнул ведущую наружу дверь.

– Боже, это не… Забудь. – Я почувствовал, как вспыхнули щеки.

Я последовал за ним по мощеной дорожке, что вела к дюжине гаражей сбоку от дома. Утро выдалось пасмурным и холодным. Над листьями деревьев, ограждавших подъездную аллею, висела тонкая дымка тумана.

Сайлас нажал кнопку на брелоке, и одна из гаражных дверей открылась. Внутри стоял блестящий черный «Рэндж-Ровер» с серебристой решеткой спереди. Я забрался внутрь. Запахи одеколона, новой кожи и самого Сайласа навеяли воспоминания о вечере после собрания Анонимных наркоманов.

Он сел за руль и какое-то время не двигался.

– Макс…

– Забудь, – проговорил я.

Мускул на его челюсти дернулся, и он вперил взгляд в лежащую перед ним изогнутую подъездную дорожку.

– Прости, – наконец, сказал он. – За тот вечер в машине.

– Ты не заставлял меня говорить под дулом пистолета, – резко бросил я. – И ты уже извинился…

– И снова извиняюсь, – отрезал он. – Слушай, в тот вечер я спросил тебя о личном, и думал, что мы больше никогда не встретимся. Черт, да на том собрании я сам столько всего наговорил, что и представить страшно. И сейчас… – Он досадливо замолчал. – Не понимаю, что с этим делать. Мы знаем друг о друге слишком много личного.

– Да, конечно, Сайлас, – проговорил я. – Ты не хочешь делить секреты с незнакомцем вроде меня. Но мы не сможем запихнуть кота обратно в мешок, так что тебе придется мне довериться.

– Это не… – Он расстроенно поджал губы. – Зачем ты мне рассказал? Я тебя не виню…

– Отлично, спасибо.

– Просто скажи, почему.

– Ты спросил, – пояснил я. – Тебе хотелось знать, что есть надежда.

– И всего-то? Лишь потому, что я спросил?

– Именно. Что в этом непонятного? Я хотел помочь, если смогу. И до сих пор хочу.

Удивление в его глазах разрывало сердце. Как будто ему и в голову не приходило, что кто-то может предложить помощь. Он превратил себя в монолит – богатый, влиятельный, невосприимчивый к боли. И пусть прекрасные черты казались высеченными из камня, в свете раннего утра я видел его человечность. Даже то, что лежало на поверхности, влекло меня физически. А ведь сколько скрывалось внутри. И большую часть он держал взаперти. Но сквозь оболочку то и дело прорывались вспышки боли, словно огни сигнальной ракеты,

подающей знаки бедствия с заброшенного острова.

Я повернулся на сиденье лицом к нему.

Он подозрительно взглянул на меня.

– Что?

– Я на минутку стану наставником из группы Анонимных наркоманов и спрошу, как у тебя дела. Потому что никто больше не знает о твоей борьбе с зависимостью, а это важно. Ты готов?

Он издал смешок и отвернулся, почти застенчиво.

– Конечно. Да, готов.

– Как дела, Сайлас?

– Не знаю. Неправильный ответ, да? Я ведь должен знать, как у меня дела.

– Что ж, зато честный, – возразил я. – Если выговоришься, может, станет легче.

– Сомневаюсь. Какой в этом смысл? Прошлое не изменить.

– Верно, – сказал я. – Но сито нужно время от времени крутить, чтобы снизить давление. И прояснить мысли.

С минуту он молчал.

– Я не хочу возвращаться, – наконец проговорил он, потом взглянул на меня. – И снова ворошить старое дерьмо. Никогда.

Я кивнул.

– Однажды я сказал другу, что лучший способ пережить нечто ужасное – это вновь и вновь вспоминать о нем. И тогда оно потеряет силу. Я ошибся.

Сайлас поднял бровь.

– Великий Макс ошибся?

– Бывает, – криво усмехнулся я. – Заметь, нечасто, но бывает.

На губах Сайласа возникла типичная ухмылка. Такая, что появлялась в уголке рта; если не смотреть, то легко пропустить. И намекала, что он может улыбаться во весь рот, но в ближайшее время не станет. Я молча поклялся, что заставлю его широко улыбнуться. Когда-нибудь.

– А как теперь посоветуешь бороться с чем-то ужасным? – спросил Сайлас. Говорил он непринужденно, но что-то в его глазах умоляло об ответе.

– Попробуй просто его отпустить, – проговорил я. – Живи настоящим.

Сайлас покачал головой, обводя взглядом окрестности.

– А если не можешь отпустить? Если уже слишком поздно?

– Так не бывает, – возразил я. – С каждой прожитой минутой есть шанс начать все заново. Я уважаю прошлое, но не живу в нем. Взамен я выбираю настоящее. Здесь и сейчас.

«С тобой…»

Губы Сайласа скривились.

– А если в прошлом нет ничего достойного уважения? Что тогда?

Теперь уже я молча умолял его рассказать, что же с ним случилось. Почему, как порой казалось, он сделан не из плоти и крови, а из затвердевшего бетона.

– Я уважаю, что ты выжил, Сайлас, – мягко произнес я. – И что сейчас ты здесь.

«Со мной…»

Он немного помолчал, затем мрачно улыбнулся.

– Скажи мне, Макс, – проговорил он, нажимая на кнопку зажигания. – А что в этом такого замечательного?

Сайлас не дал мне ответить. Резко завел машину, и рев двигателя заглушил все, что я мог бы сказать. Мастерски управляясь с внедорожником, он на бешеной скорости выехал за пределы поместья. И, предотвращая дальнейшие разговоры, включил новости по радио. Я не стал настаивать.