Однажды я выберу тебя
Шрифт:
«Не хочет, чтобы кто-то видел, как мы уходим вместе».
– Слушай, если тебе трудно или нет желания…
– Я ведь все равно туда еду. Почему мне должно быть трудно?
– Ну, хотя бы потому, что я тебе не очень нравлюсь.
Он замер возле задней двери, ведущей за пределы поместья.
– Это не так. Я не чувствую к тебе неприязни. Я тебя почти не знаю.
– Ты знаешь гораздо больше многих. – Я поднял руки. – Слушай, все в порядке. Я понимаю. Ты не хочешь дружить, но и воевать нам ни к чему. Судьба и Рамона сговорились,
Сайлас поднял руку, и мы замолчали, услышав в коридоре чьи-то шаги.
Вскоре все стихло, и он бросил на меня тяжелый взгляд.
– Мы не вместе, – проговорил он и толкнул ведущую наружу дверь.
– Боже, это не… Забудь. – Я почувствовал, как вспыхнули щеки.
Я последовал за ним по мощеной дорожке, что вела к дюжине гаражей сбоку от дома. Утро выдалось пасмурным и холодным. Над листьями деревьев, ограждавших подъездную аллею, висела тонкая дымка тумана.
Сайлас нажал кнопку на брелоке, и одна из гаражных дверей открылась. Внутри стоял блестящий черный «Рэндж-Ровер» с серебристой решеткой спереди. Я забрался внутрь. Запахи одеколона, новой кожи и самого Сайласа навеяли воспоминания о вечере после собрания Анонимных наркоманов.
Он сел за руль и какое-то время не двигался.
– Макс…
– Забудь, – проговорил я.
Мускул на его челюсти дернулся, и он вперил взгляд в лежащую перед ним изогнутую подъездную дорожку.
– Прости, – наконец, сказал он. – За тот вечер в машине.
– Ты не заставлял меня говорить под дулом пистолета, – резко бросил я. – И ты уже извинился…
– И снова извиняюсь, – отрезал он. – Слушай, в тот вечер я спросил тебя о личном, и думал, что мы больше никогда не встретимся. Черт, да на том собрании я сам столько всего наговорил, что и представить страшно. И сейчас… – Он досадливо замолчал. – Не понимаю, что с этим делать. Мы знаем друг о друге слишком много личного.
– Да, конечно, Сайлас, – проговорил я. – Ты не хочешь делить секреты с незнакомцем вроде меня. Но мы не сможем запихнуть кота обратно в мешок, так что тебе придется мне довериться.
– Это не… – Он расстроенно поджал губы. – Зачем ты мне рассказал? Я тебя не виню…
– Отлично, спасибо.
– Просто скажи, почему.
– Ты спросил, – пояснил я. – Тебе хотелось знать, что есть надежда.
– И всего-то? Лишь потому, что я спросил?
– Именно. Что в этом непонятного? Я хотел помочь, если смогу. И до сих пор хочу.
Удивление в его глазах разрывало сердце. Как будто ему и в голову не приходило, что кто-то может предложить помощь. Он превратил себя в монолит – богатый, влиятельный, невосприимчивый к боли. И пусть прекрасные черты казались высеченными из камня, в свете раннего утра я видел его человечность. Даже то, что лежало на поверхности, влекло меня физически. А ведь сколько скрывалось внутри. И большую часть он держал взаперти. Но сквозь оболочку то и дело прорывались вспышки боли, словно огни сигнальной ракеты,
Я повернулся на сиденье лицом к нему.
Он подозрительно взглянул на меня.
– Что?
– Я на минутку стану наставником из группы Анонимных наркоманов и спрошу, как у тебя дела. Потому что никто больше не знает о твоей борьбе с зависимостью, а это важно. Ты готов?
Он издал смешок и отвернулся, почти застенчиво.
– Конечно. Да, готов.
– Как дела, Сайлас?
– Не знаю. Неправильный ответ, да? Я ведь должен знать, как у меня дела.
– Что ж, зато честный, – возразил я. – Если выговоришься, может, станет легче.
– Сомневаюсь. Какой в этом смысл? Прошлое не изменить.
– Верно, – сказал я. – Но сито нужно время от времени крутить, чтобы снизить давление. И прояснить мысли.
С минуту он молчал.
– Я не хочу возвращаться, – наконец проговорил он, потом взглянул на меня. – И снова ворошить старое дерьмо. Никогда.
Я кивнул.
– Однажды я сказал другу, что лучший способ пережить нечто ужасное – это вновь и вновь вспоминать о нем. И тогда оно потеряет силу. Я ошибся.
Сайлас поднял бровь.
– Великий Макс ошибся?
– Бывает, – криво усмехнулся я. – Заметь, нечасто, но бывает.
На губах Сайласа возникла типичная ухмылка. Такая, что появлялась в уголке рта; если не смотреть, то легко пропустить. И намекала, что он может улыбаться во весь рот, но в ближайшее время не станет. Я молча поклялся, что заставлю его широко улыбнуться. Когда-нибудь.
– А как теперь посоветуешь бороться с чем-то ужасным? – спросил Сайлас. Говорил он непринужденно, но что-то в его глазах умоляло об ответе.
– Попробуй просто его отпустить, – проговорил я. – Живи настоящим.
Сайлас покачал головой, обводя взглядом окрестности.
– А если не можешь отпустить? Если уже слишком поздно?
– Так не бывает, – возразил я. – С каждой прожитой минутой есть шанс начать все заново. Я уважаю прошлое, но не живу в нем. Взамен я выбираю настоящее. Здесь и сейчас.
«С тобой…»
Губы Сайласа скривились.
– А если в прошлом нет ничего достойного уважения? Что тогда?
Теперь уже я молча умолял его рассказать, что же с ним случилось. Почему, как порой казалось, он сделан не из плоти и крови, а из затвердевшего бетона.
– Я уважаю, что ты выжил, Сайлас, – мягко произнес я. – И что сейчас ты здесь.
«Со мной…»
Он немного помолчал, затем мрачно улыбнулся.
– Скажи мне, Макс, – проговорил он, нажимая на кнопку зажигания. – А что в этом такого замечательного?
Сайлас не дал мне ответить. Резко завел машину, и рев двигателя заглушил все, что я мог бы сказать. Мастерски управляясь с внедорожником, он на бешеной скорости выехал за пределы поместья. И, предотвращая дальнейшие разговоры, включил новости по радио. Я не стал настаивать.