Одно чудесное пари
Шрифт:
Родом Мирослава была из Киева. Можно сказать, столичная штучка, и жизнь у нее должна была бы быть не в пример легче, чем у ее землячки Марички, выросшей в глубинке. Однако легкой судьбой Мирослава никак похвалиться не могла. В детстве она считала себя дурнушкой, чуть ли не самой некрасивой в классе – слишком высокая, выше всех мальчишек, нескладная, нос длинный, волосы жидкие… Тем сильнее было удивление подруг, когда она первой из всей компании вышла замуж: очень рано, сразу после окончания школы, заявление подали еще до того, как невесте исполнилось восемнадцать. В то время Мирослава не сомневалась: с такой внешностью она не может позволить себе привередничать, выбирая спутника жизни, ломаться и капризничать. Будешь слишком разборчивой – так и останешься до конца жизни в девках. Время не стоит на месте, не успеешь оглянуться – тебе уже за тридцать, а ты одинока, как дерево в украинской степи.
Первое время Мирослава была уверена, что любит Тараса.
Отгуляли по всем правилам и традициям шумную трехдневную свадьбу, с арендой огромного ресторана, морем горилки и приглашением всей родни со всех городов и весей. На четвертый день, когда подарки были разобраны и деньги в конвертах подсчитаны, начались обычные семейные будни. Муж был старше Мирославы на целых двадцать два года. Человек взрослый, со своими устоявшимися привычками и довольно тяжелым характером, он требовал, чтобы в доме была безупречная чистота и порядок. И чтобы жена каждое утро неукоснительно кормила его свеженьким, только что приготовленным завтраком. Из-за этого Мирославе приходилось вставать на час раньше, чем муж, чтобы успеть и самой в техникум собраться, и Тарасу еду подать. А после занятий, когда девчонки шли гулять, в кино, в кафе или по магазинам, Мирослава, как ни хотела бы отправиться с ними, вынуждена была спешить домой. Тарас приходил в половине седьмого, ну, разве что с друзьями иногда задерживался, пиво пил – святая мужская вольница. А жене его к этому времени нужно успеть и продуктов купить, и в квартире прибраться, и ужин приготовить, да из трех блюд, и чтобы было вкусно. Не дай бог, мужу не понравится – голос повышать он не будет, но таким холодом обдаст, что даже непонятно станет – то ли Мирослава ему жена, то ли прислуга, которую он нанял и строго следит, чтобы она зарплату добросовестно отрабатывала. Готовить Мирославе всегда нравилось, она с самого детства постоянно крутилась на кухне, помогала бабушке, по праву считавшейся настоящей мастерицей и знатоком украинской кухни, училась у бабули, записывала рецепты в толстую тетрадь. Мирослава и в пищевой техникум пошла именно потому, что чувствовала – это ее призвание. Но даже при такой любви к кулинарии, когда вся буквально жизнь сводится к одной только готовке, планированию меню, покупке продуктов и мытью посуды, можно сойти с ума.
Иногда Мирослава не выдерживала, срывалась. Гремела кастрюлями, кричала на мужа, плакала, жаловалась. Вон в других семьях все как-то по-людски: в выходные вместе сходили на базар, закупились всем, чем нужно, жена приготовила – и неделю борщ, каша, котлеты в холодильнике стоят. И ничего, разогревают, едят, не привередничают, понимают, что если в семье все работают, то все и отдыхать должны. А Тарас нехорошо поступает, просто-напросто бессовестно эксплуатирует молодую жену. Она целый день на кухне да по хозяйству крутится, ей и позаниматься-то некогда, к экзаменам подготовиться. А ей, между прочим, после учебы или практики тоже развеяться хочется – телевизор посмотреть, с подругами поболтать, сходить куда-нибудь.
Муж выслушивал ее молча, но с нескрываемой гадливостью, с которой нормальные люди слушают бред душевнобольных. А потом, когда Мирослава, устав «качать права», умолкала, терпеливо объяснял ей, что не он к ней в дом пришел, а она к нему. Что он старше, и она должна его уважать. И вообще, учеба – это не работа, это несерьезно. Тоже великий труд – за партой сидеть. А его работа (он был начальником отдела в фирме, торговавшей бытовой техникой) – безусловно, самое важное, именно на нем, мужчине, лежит ответственность за благополучие семьи. Если он как следует не отдохнет, вернувшись домой, то на следующий день будет работать хуже. И тогда ему не только повышения не дадут, а и вообще уволят. И что она за жена такая, что не понимает интересов семьи, а только о себе и думает.
Его доводы были прямо-таки железными – Мирослава не могла найти достойных возражений, хоть и чувствовала в чем-то подвох. И уговаривала себя: ну ничего, вот окончу техникум, пойду работать – тогда все станет по-другому. Но годы учебы минули, а в их семье ничего не изменилось. Тарас зарабатывал неплохо – но все же не настолько хорошо, чтобы жена могла совсем не работать. Без этого они бы с голода, конечно, не умерли, были бы и одеты, и обуты, но купить запросто, не откладывая несколько месяцев, новый холодильник или отдыхать каждое лето в крымском пансионате, точно не смогли бы. Так что Мирослава устроилась поваром в кафе неподалеку от дома и работала теперь с утра и до вечера – но семейных забот у нее при этом нисколько не убавилось. И тогда у нее опустились руки, навалилось отчаяние, в голову полезли неприятные
Почему ее муж, которого она так любила, который стал ее первым мужчиной и с тех пор оставался единственным, вообще не беспокоится о ней? Не дорожит ею, не заботится, не бережет? Почему он не заметил, как быстро, выйдя замуж, молоденькая девушка, почти еще ребенок, разучилась смеяться и напевать песни – просто так, от хорошего настроения? Почему мужу все равно, бывает ли у нее хорошее настроение? Почему он не хочет заводить детей, мол, успеем еще, надо на ноги встать?
Вот заболела бы она, слегла бы надолго или попала бы в больницу и перестала бы готовить ему еду, намывать его квартиру, стирать и гладить его одежду – понял бы он, как много на самом деле жена делает для него, оценил бы? Или бросил бы больную, нашел бы себе другую прислугу? Измученная Мирослава временами по-детски желала себе тяжелой болезни или смерти – чтобы доказать что-то упрямому Тарасу. Но жизнь распорядилась иначе. Не дожив и до пятидесяти лет, ее муж умер. Умер внезапно, как от удара молнии, хотя до этого даже ничем никогда серьезно не болел. Так случается – оборвался тромб, дошел до сердца, закупорил сосуд и остановил кровообращение.
Мирослава осталась вдовой в двадцать семь лет.
После смерти мужа она не сильно горевала, скорее, невольно почувствовала облегчение, хотя и стыдилась этого. Она, можно сказать, расцвела, несмотря ни на что. Родственники мужа, изводившие ее в юности, не постеснялись оттяпать у молодой вдовы значительную часть наследства. Хорошую двухкомнатную квартиру в центре пришлось продать и отдать долю бывшей свекрови и свекру. Но и Мирослава не осталась внакладе. Покойный Тарас был человеком прижимистым, деньжат за свою жизнь поднакопил, причем банками не пользовался – не доверял им, хранил сбережения в долларах и евро дома, в тайнике. И теперь все деньги, точной суммы которых никто из посторонних не знал, по праву достались Мирославе.
Поразмыслив, она решила не оставаться в Киеве. Душа просила перемен, необходимо было сменить обстановку. Она решила рвануть в Москву, где обосновались (и кое-кто весьма неплохо) многие из родственников, подруг и соучениц по техникуму. Мирослава посоветовалась со знающими людьми, заручилась поддержкой всех тех, кому доверяла, и рванула в столицу России. Рисковать так рисковать!
У нее родилась идея начать свой бизнес – открыть кафе с украинской кухней. Уж в чем в чем, а в готовке ей не было равных. Мирослава не сомневалась, что, хоть раз попробовав ее стряпню, люди уже не станут отказывать себе в этом удовольствии. К тому же за годы работы в кафе она выросла от простого повара до заместителя директора, изучила бухгалтерию и все остальное, что было необходимо для подобного бизнеса. И теперь хорошо представляла себе, что нужно делать, с чего начать и к чему перейти потом.
В Москве она временно поселилась у двоюродной сестры. Земляки помогли за умеренную цену арендовать на долгий срок помещение на первом этаже жилого дома, бывший то ли магазин, то ли кафе. Место оказалось не из бойких – спальный район, но Мирославу это не испугало, надо же с чего-то начинать. Она привела в порядок электрику, водоснабжение и канализацию, оборудовала кухню с хорошей вытяжкой и прочим необходимым, закупилась холодильниками, морозильными камерами, плитами и остальной техникой и сделала ремонт во всем помещении. В услугах дизайнера для оформления зала она не нуждалась. Зачем ей дизайнер, что она, сельских хат никогда не видела да в этнических музеях не была? Она отправилась на Украину, поездила по деревням и скупила за бесценок старый хлам – ухваты, горшки, рушники, самодельных кукол, свертки домотканого полотна… И украсила, пестро и нарочито аляповато, неровно поштукатуренные, как в настоящей мазанке, стены и деревянные лакированные балки, закрепленные под потолком исключительно в декоративных целях. Столы покрыла скатертями с узором под вышивку, окна одела в деревянные наличники и красиво оформила вышитыми рушниками. И помещение сразу заиграло.
Пока шел ремонт, Мирослава закупала мебель и оборудование, договаривалась с поставщиками, планировала меню и нанимала персонал. За это время она успела получить лицензию и оформить все необходимые документы. И наконец настал долгожданный день, к которому она так готовилась, – открытие ее детища, которое Мирослава назвала просто и без затей – «Хата». Сбылась ее мечта, Мирослава стала владелицей собственного кафе или, как она сама в шутку называла себя на старинный лад, шинкаркой. Первое время, как это обычно бывает, дела шли вяло. О кафе пока никто не знал, но и когда узнавали, не спешили – люди тяжело привыкают к новому. Бывало, зайдут, оглядятся по сторонам, присядут на лавку, полистают меню – и уйдут, так ничего и не заказав. Мирослава все недоумевала: отчего так? Вроде и цены у нее не выше, чем в других местах, и помещение уютное, и девочки-официантки в рубахах-вышиванках и венках из искусственных цветов с разноцветными лентами приветливы и внимательны. А про кухню и говорить нечего, все, кто ни попробует, – обязательно похвалят. Спрашивается – какого рожна этим клиентам еще надо?