Одно короткое лето
Шрифт:
Скиталец остановился… Прикрыв глаза, он чувствовал, как к горлу подкатывает ком. Михаил обернулся, схватил сына за рукав куртки и резко подтащил прямо к женщине. Та перевела взгляд на юношу, её сердце должно было скоро остановиться.
Женщина — слишком громкое слово. Не больше девятнадцати Зим, возможно столько же, сколько и самому Олегу. Отцу было прекрасно известно, почему тот просит спасти обречённую. Сын видит в ней дар своего лета, обещание готовое сбыться. Но Олег ошибался…
Михаил откинул русые волосы и показал татуировку за правым ухом: два треугольника сошедшиеся вершинами — проклятый знак Марены. Бесцеремонно разжав треснувшие от холода губы, указал на заточенные клыки. Обойдя столб, наконец разрезал веревки, и пленница без сил упала
— Она Навь… — Сорвалось с губ Олега.
— Верно подметил. Дикари приносят в жертву одного из своих и далеко не каждый язычник так делает, спроси в Поднебесье. Душа уходит властительнице Зимней стужи Марене, чтобы защитить себя от холодов, а набег в конце следующего лета сделать удачным.
Глаза Олежки остекленели. Он вновь взглянул на девушку в своих руках, провёл ладонью по русым, спутанным волосам и… Прижал к себе ещё крепче…
— Отец, спаси её, — тихо повторил юноша, не размыкая объятий. В тело скитальца будто пробился мороз из внешнего мира – он ведь ненавидел их всех! Ненавидел каждую Навь, она заслужила смерть и похуже!
Но вопящий внутри голос ярости удалось заткнуть жестоким расчётом. Светланы здесь не было, однако… Навь могла знать, видеть её в своих подземельях, говорить с ней, указать верный путь! Пленных дикарей не встречалось, взять живым одного – почитай за удачу...
— Хорошо, – слово согласия ударило его изнутри, но выбор был сделан…
Им нужно было скорей уходить. Хоть скитальцы не верили в то, во что верила Навь, но осквернять их капища было делом опасным. Многобожцы могли вернуться, они точно вернутся, чтобы проверить дошла ли их жертва. Олежка подхватил девушку на руки, и люди поспешили прочь, через лес, через заросли – в стороне от дороги! Скиталец думал, что Навь умрёт и не доживёт до Тепла, но она была сильной. Они все были сильными. Михаил с сыном сами погибнут из-за неё.
— Нам нужен огонь! — и ведь знал, что сын попросит об этом, но смолчал. Они не могли рисковать, не могли останавливаться и разводить костёр возле Навьей норы.
— Она погибает! Нам нужно Тепло, мы могли бы вырыть «колодец»! — процедил сквозь сжатые зубы Олежка. Он вцепился в девушку, словно в добычу вырванную у самой смерти. По сути так оно и оказалось.
Предложение вырыть «колодец» – бездымный костер, огонь в котором горит весьма скрытно, было опасным и на взгляд отца очень глупым. Он слишком хорошо знал чутьё Навьего племени – подземники найдут их, как бы не скрывали костёр. Однако, если племя уже напало на след, убежать они и так не могли. Из двух бед: замёрзнуть или погибнуть в бою, Михаил выбрал меньшую.
Зло зарычав, он скинул рюкзак и достал из него складную лопату. Четыре части свободно помещались в кармане, а чтобы собрать их нужно не больше минуты. Олег поспешил присесть рядом, положил девушку к себе на колени, уже извлекая из поклажи тёплое одеяло. Он бережно укутал старым пледом озябшие плечи, прижал её к теплу своего тела. Сердце Михаила прыгало где-то у горла, может быть лишь от быстрого бега, может от ожиданья погони, а может просто от злости…
Это придало ему сил, заставило работать быстрее. Скиталец вгрызся лопатой в замерзавшую землю и выкопал неглубокий колодец. Рядом с первой, сделал ещё одну яму с отводом, прорыл ход по земле, чтобы дыму было куда рассеиваться. Забросав дымоход хвойными ветками, он достал из рюкзака моток тряпья пропитанный старым горючим – непременный запас на случай неожиданных заморозков. Огонь разжёгся быстро, багряно засиял внутри ямы. Костёр без дыма, огонь, которого не будет видно издалека. Олежка мог думать, что это спасёт их, а отец лишь ближе придвинул винтовку. В сумерках быстро наступавшего вечера мерещились тени. Навь следовало бояться, их нужно было бояться и совершенно не стоило даже думать спасать…
Костёр горел жарко,
Она открыла глаза…
Как два осколка голубого льда – холодные, непонимающие, испуганные.
— Как тебя зовут? — нагнулся ближе скиталец, желая услышать ответ. Её замерзшие губы беззвучно зашевелились, между них вырывалось только дыхание.
В лесу неосторожно хрустнула ветка! Олежка вскинул автомат и вечерние сумерки расколола острая очередь. Гром оружия ударил по теням кравшимся между деревьев. В ответ послышался вой, леденящий, на два страшных голоса!
…Снег густо повалил с черневшего неба. Падая, он растворялся в ярко алой крови, пролившейся этой ночью.
Так закончились для двух скитальцев сорок дней короткого лета. Впереди было одиннадцать месяцев Долгой Зимы…
Глава 2 Явь
Ему снилось тепло. Не то жалкое «Тепло», что искали люди среди Долгой Зимы, не подземные убежища или яркие костры, а настоящее тепло лета. В дни вечных морозов «летом» называли лишь три-четыре недели в середине июля, когда снег почти сходит с отвердевшей земли. К середине августа холода крепчали и начиналась следующая Долгая Зима. Люди старались использовать каждый час скудного летнего солнца. Нужно было добыть запасы, узнать новости,а если мёрз прошлой Зимой, то найти Тепло лучше. Сделать всё, чтобы попытаться прожить следующий год...
Природа вокруг изменилась. Лиственные деревья почти исчезли, остались лишь хвойные и самые стойкие. В подлеске царствовал низкорослый кустарник, а у земли поднимались маленькие скороцветы. Голод стал вечным спутником не только человека, но и животных. Звери пока выживали. Людей становилось всё меньше…
Но человечество продолжало бороться и видело тёплое лето во снах. Только в них солнце светило до жара, а деревья по-прежнему зеленели листвой и одаривали плодами голодных.
Каждому человеку хотя бы раз снилось Тёплое Лето. Даже тем, кто был рождён в эпоху Долгой Зимы и мог о нём только слышать. Старикам же лето грезилось особенно часто, ведь они помнили те времена, когда не нужно было беречь еду или топливо…
Михаил никогда не говорил о том, что ему грезилось. Среди зелени трав и янтарного солнца ему виделся образ Светланы, и в конце каждого сна её забирали под землю. Навь отнимала её у скитальца и, вздрагивая, тот просыпался; не мог поверить, что это было только старым кошмаром…
…Она лежала рядом и улыбалась. Капюшон отделанный мехом был скинут и в непокрытой голове заигрался русым волосом ветер. Навь крепко прижалась к нему, даря тепло своего тела...
…С того дня, как они спасли эту девушку, прошло одиннадцать месяцев. Никто так и не узнал её настоящего имени, и отец с сыном выбрали для неё новое — Анюта. Много сил и запасов ушло, чтобы выходить Навь, отвратить её от почти неминуемой смерти. Больше всего старался Олежка. Юноша не отходил от своей избранницы ни на шаг, ничего не жалел.