Одно короткое лето
Шрифт:
После этого Анюта вернулась к спальному месту и достала из мехового чехла винтовку, которую ей подарили. Никто не стрелял из этого оружия с того самого дня, когда пропала Светлана. Это было хорошее оружие: полуавтоматическое, самозарядное, с магазином на десять патронов — точное и смертоносное. Хотя, оказавшись в руках у Анюты, оно быстро потеряло часть своего грозного вида. Ствол был обмотан промасленной тканью, под которую девушка старательно подсунула пучки прошлогодней травы — хорошая маскировка. Но рисунки вырезанные на деревянных накладках, не несли уже никакой практической пользы. Столбцы, лучистые солнца, узоры из странных
Самым заметным рисунком среди орнамента – был знак молнии. Заметив в подвале, как девушка возится с ножом над прикладом, Михаил подскочил и чуть не отнял винтовку. Его вопрос звучал прямо: почему «сволочь» портит оружие? Но в ответ скиталец удостоился лишь удивленного взгляда. Охотница пояснила, что «раня» наоборот «красит» винтовку. Символ молнии назывался «пера» и был посвящён какому-то грозному богу. Слово означало «бить» или «удар». «Пера» стала не только клеймом, но и личным именем для оружия. Скиталец смирился с тем, что теперь оно будет принадлежать только Нави...
Прошлое тяготило, но у винтовки Светланы начиналась новая жизнь.
Анюта окружила себя не только загадочными изображениями. Её интересовали предметы, которые даже скитальцы сочли бы за мусор. При любом удобном случае она собирала ложки, старые ключи и старательно пришивала всё это к своему рюкзаку. Всего за несколько дней на поверхности, Навь порядком набрала такого добра. Теперь барахло безбожно звенело при каждом шаге охотницы. Михаил знал, чем такое может закончиться и потребовал избавиться от сверкающего обвеса. По его мнению железо только мешало снайперскому делу. Но, взглянув на скитальца с неожиданным подозрением, та заявила, что «сгинет» без «оберегов» быстрее.
Перед ночёвкой семья поставила силки чуть в стороне от своего лагеря. Когда Анюта наконец отправилась проверить ловушки, старик её задержал.
— Послушай, выкинь из головы всё то, что тебе Олежка рассказал. Хороших людей давно нет, их поглотила Зима – Мара, понимаешь? Они умерли первыми, просто не выдержали, остались только плохие. Береги себя, береги свою жизнь, заботиться надо только о тех, кто рядом с тобой. Только о своей семье, никогда её не оставлять. Ты меня понимаешь?
— Я в живе с вами, — с полной серьезностью в голосе повторила она. Внимательно посмотрев в голубые глаза, скиталец наконец отпустил девушку прочь.
Олег уже собирал свои вещи и готовил оружие. Совсем скоро они должны были вновь отправиться в путь: собрать новости, подготовить запасы. Только на это и хватало короткого времени тёплого солнца. Однако, молчание людей живущих за счёт сказа непозволительно затянулось. Вздохнув, Михаил присел рядом с сыном. Смерив отца презрительным взглядом, тот постарался игнорировать его появление.
— Послушай, Олежка, — слова подбирались с трудом. — Долгие годы мы были только вдвоём, и этого вполне хватало. Но теперь всё изменилось…
Молчание.
– Это было твоё желание, твоя просьба! – продолжал говорить Михаил, чувствуя, как попытка примирения перерастает в нём в раздражение. Обвинения смешались с путанной речью. Чёткий план разговора начал медленно катиться к чёрту. – Только из-за тебя мы спасли Анюту! Я этого не хотел, сразу говорил, но теперь что уж?! Сейчас уже поздно! Я понял,
— Не может? — желчно переспросил его сын.
— Да, не может… Дьявол! Сколько мне ещё гнать её от себя, чтобы ты убедился?! Это не любовь! Это какая-то первобытная традиция передачи своей жизни спасителю. Посмотри на неё — Навь совершенно не похожа на нас. Она чужая и всё ещё живет по старым подземным порядкам!
— Ты не прав, отец, — с вызовом ответил Олежка. — Я многое видел и многое понял. Все люди рано или поздно придут к этому. Нам остаётся лишь жаться в Тепле, ни на что ни рассчитывая. Мы бьёмся за место у костра, превращаясь в такое же первобытное племя. Навь проделала этот путь лишь гораздо быстрее. Прежде чем забрать людей окончательно, Долгие Зимы вначале отнимут у нас человечность! Если мы не остановимся, то погибнем гораздо раньше, чем телесно умрём. Погибнем в душе!
— Мы не из тех, кто может рассуждать, Олег, – со стоном отринул его доводы старый отец. – Мы ничего не можем изменить, как никто уже никогда не изменит! Люди угробили этот мир, чтобы сорок Зим мёрзнут на дне его незакрытой могилы! Прежнего не вернуть – города вымерзли, одичали, остались лишь анклавы из тех, кто никогда не протянет руки. Люди привыкли доверять только тем, с кем Зимуют. Они даже не хотят ничего видеть вокруг себя, кроме своих же порядков, а ты…
— Мы можем изменить себя сами! – вскочил Олежка. – Хоть раз помочь кому-нибудь, не проходить мимо обреченных на смерть, не смотреть на ужасы, что творятся, а помогать! Мы можем оставаться людьми! Какой толк бороться за жизнь, в которой нет места для этого?
— Толк? Если так поступать, то сам не долго протянешь! Помнишь, в детстве я рассказывал тебе, что людям верить нельзя? Знаешь, сколько сердобольных помощников погибло в ловушках? Их убили те, кто не оглядывался на других, брал всё лишь для себя! Перестань говорить наивные вещи, перестань убеждать в этом Анюту, иначе вы оба погибнете!
Скитальцы умолкли, разговор дался каждому не легко. Откровения бурным потоком прорвались через плотину терпения…
Солнце поднималось всё выше, повеяло тёплым ветром, впервые за долгое время почувствовался запах весны. Это очистило от мрачный мыслей, разрушило возведенные за Зиму стены недоверия и обиды. Михаил посмотрел на Олега, встретившись с тем же извиняющимся взглядом сына. Они вновь были единой семьёй на извечной дороге скитальцев. Прощать и уметь сдерживаться – слишком важное умение во время зимовок. Так было нужно, так было правильно, чтобы сохранить семью в целости.
— Я не трону Анюту, обещаю тебе, – как можно легче улыбнулся скиталец. – Всё, что делалось – было ради тебя. Придёт время и она сама от меня отстранится. Ты моложе, красивее, а я уже стар, во мне нет ничего привлекательного. Она это поймёт.
Тут его взгляд заметил неладное. Над лесом стелился лёгкий дым от костра, поблизости оказались люди, нужно было скорей уходить со стоянки.
Будто сбрасывая со своего сердца груз, Олежка ответил:
— Я ведь всегда знал, что ты её не тронешь, но всё же боялся. Вернее сказать – был разочарован. Я представлял, что у нас выйдет всё по-другому… Куда после Заветри? Будем искать сказы для мена?