Одно лето
Шрифт:
— Вовсе нет, — возразил Шейд, подумав немного, — ты только притворяешься простой.
Внезапно насторожившись, Брайан покачала головой. После срыва в Миссисипи ей удавалось держать себя в руках и даже особо не думать.
— Ты очень сложный, Шейд, и видишь проблемы там, где их нет.
Ей очень хотелось посмотреть ему в глаза, понять, о чем он думает.
— Я знаю, что чувствую, когда смотрю на тебя. И это очень сложные чувства.
Она беззаботно пожала плечами, хотя на самом деле была напряжена.
— Меня всегда легко понять.
Шейд
— Во мне однозначно нет никаких тайн.
Разве? Шейд уставился на тонкие золотые колечки, болтавшиеся в ее ушах.
— Я часто пытаюсь представить себе, о чем ты думаешь, когда лежишь рядом со мной после секса. Безумно интересно, что творится в твоей голове в минуты, когда страсть уже исчезла, а сон еще не пришел.
То же самое могла сказать Брайан про Шейда.
— После секса мне вообще тяжело думать.
На этот раз Шейд все-таки улыбнулся.
— Ты всегда такая мягкая и сонная в эти моменты, — пробормотал он нежно, Брайан задрожала. — И мне хочется, чтобы ты сказала, о чем думаешь.
«Я бы сказала, что, похоже, влюбилась в тебя. Что с каждым днем, проведенным вместе, мы все ближе и ближе к концу, и я не представляю себе, во что превратится моя жизнь, когда тебя не будет рядом, когда нельзя будет к тебе прикоснуться, поговорить с тобой».
Вот о чем думала Брайан. Но рассказывать об этом она не стала.
«У нее есть секреты», — подумал Шейд. Как и у него.
— Наша поездка еще не успеет закончиться, а ты мне об этом уже расскажешь, вот увидишь.
Шейд загонял ее в угол, Брайан чувствовала это, но не понимала, зачем он так поступает.
— Разве я недостаточно тебе рассказала?
— Нет. — Повинуясь желанию, которое возникало все чаще и чаще, Шейд прикоснулся к ее щеке. — Ты рассказала совсем мало.
Брайан попыталась улыбнуться, но не смогла, прочистила горло и заговорила.
— Опасно вести подобные разговоры, когда я еду под сто километров в час по федеральной трассе.
— Этот разговор опасен в любом случае. — Он аккуратно убрал руку. — Я хочу тебя, Брайан. Не могу смотреть на тебя и не хотеть.
Она замолчала, но не потому, что Шейд сказал что-то неприятное, просто она не знала, как реагировать на его слова и действия. Если она сейчас заговорит, то рискует разорвать связь, которая только-только начала формироваться. И хотя не могла ему в этом признаться, она хотела, чтобы эта связь окрепла.
Шейд молчал. Он переступил черту, которую они нарисовали в самом начале отношений, рискнул, и теперь нужно, чтобы Брайан хоть что-то сказала. Разве она не видит? Разве не замечает его желаний? Она нужна ему! Неужели не чувствует? Но Брайан молчала, и шаг вперед означал движение назад.
— Скоро будет нужный съезд с трассы. — Шейд поднял карту и аккуратно сложил ее.
Брайан перестроилась в другой ряд, немного притормозила и свернула.
Думая о Кентукки, Брайан вспомнила лошадей. Это привело их в Луисвилль на ипподром Черчилль-Даунс.
Как только Брайан увидела ипподром, сразу же наметила себе дюжину точек для съемки. В Черчилль-Даунсе была похожая на собор крытая арена со сводчатой крышей; рядом аккуратные белые здания, своей элегантностью нейтрализовавшие атмосферу безумия, которая царила повсюду. В центре располагался трек — длинный овал, весь залитый грязью. Вокруг него возвышались трибуны. Брайан немного побродила по ним. Хотелось понять, кто приходил на ипподром (да и на все остальные ипподромы страны), чтобы выбросить два доллара, а то и две сотни, ради забега, который продлится всего несколько минут. И она снова увидела, что все зрители разные.
Один мужчина, в потной футболке, обветренной рукой заполнял талон тотализатора, другой, в элегантных брюках-слаксах, попивал какой-то холодный коктейль. Женщины в очень дорогих платьях рассматривали трек в бинокль, семьи пытались приобщить своих детей к спорту королей. На плече у мужчины в серой шляпе сидел мальчуган и заливисто смеялся. Руки отца были полностью покрыты татуировками.
Шейд и Брайан были на бейсбольных и теннисных матчах, видели дрег… Их, казалось, объединял только спорт, уже давно ставший бизнесом. Вот такой интересный аспект человеческой культуры. Но людям по-прежнему хочется удивляться и соревноваться, и они держатся за разного рода состязания.
Прислонившись к ограждению, какой-то мужчина наблюдал за жокеями с таким лицом, будто от исхода заезда зависела вся его дальнейшая жизнь. Брайан сфотографировала его в профиль.
Потом, оглядевшись, увидела женщину в бледно-розовом платье и летней шляпке, та наблюдала за гонкой спокойно и отрешенно. Так императрица могла бы смотреть на выступления в Колизее. Брайан сняла даму в окружении ревущей толпы, которая криком подгоняла бегущих лошадей.
Шейд, примостившись на заборе, снимал бегущих по треку лошадей в разных позах, в том числе в последнем прыжке перед финишной чертой. Еще до забега Колби сфотографировал доску с номерами участников и числами, обозначавшими вероятность выигрыша (от соблазнительных цифр рябило в глазах), и теперь ждал, когда вывесят результаты, чтобы снять стенд еще раз.
В самом разгаре скачек Шейд увидел Брайан. Повесив камеру на плечо и сжимая в руке талончик, она стояла возле кассы, где принимали двухдолларовые ставки.
— У тебя совсем нет силы воли? — спросил Шейд.
— Нет. — Брайан нашла торговый автомат и предложила Шейду шоколадку, которая уже начала таять от жары. — К тому же в следующем забеге участвует конь по кличке Мейд-ин-Шейд. — Шейд поднял брови. — Ну, как я могла устоять?
Колби хотелось сказать ей, что она глупышка, но очень милая. Вместо этого он стянул с ее носа очки, чтобы видеть глаза, и спросил: