Одно небо

Барчук Ксения

– Замолчи, Том, – с таким яростным, и в тоже время режущим болью и отчаяньем, взглядом повернулся Майкл, – зачем ты говоришь мне все это, мы вместе уже десять лет, ты прекрасно знаешь, я не сделаю ей больно, не скомпрометирую ее или что ты там еще хотел сказать мне! Вот только ты не думал, вдруг ей больно сейчас?!

– Да с чего ты это взял? Ну почему решил, что она не любит Джеральда?!

– Потому что я видел ее глаза. Вот ты говоришь, мне забудь, уезжай, смирись. Ты и сам не понимаешь, что говоришь. Я согласен с тобой, всегда нужно думать. Должны быть ограничения, но я не ради забавы хочу соблазнить чужую жену, не от скуки. Ты знаешь хоть один такой случай со мной? Да и не в том дело, что я весь такой

добропорядочный, примерный, жаждущий, что меня за это погладят по головке. Многие думают именно так обо мне, что вся моя серьезность, следование правилам, делается напоказ, для публики и наград. Я просто поступаю исходя из своих принципов, убеждений, не для кого-то. Но Том…. Никакие преграды и самый трезвый разум не удержат тебя, когда ты поймешь – это твоя судьба, твоя судьба, наконец, она нашлась, наконец, ты понял, что ждал ее не зря, не напрасно верил, вот она! Ты видишь ее и все исчезает, ничего больше нет, ничто не имеет значение. Ты готов бросить все, пройти сквозь время, да что угодно! И как ты можешь предлагать мне жить без нее? Как можно ее заменить другой, пусть в тысячу раз красивее, хоть я и сомневаюсь, что на земле есть женщина красивее Мэгги. Это твоя судьба, эти руки не могут и не хотят обнимать другую, потому что принадлежат ей. Мне даже странно подумать, что я буду обнимать, целовать другую, когда-нибудь прикоснусь к чужой женщине, противно. Все что у меня есть, принадлежит ей, моя жизнь принадлежит ей. Господи, Том! Неужели ты не понимаешь меня?! Хоть тысячу раз меняй подруг, ты будешь чувствовать – все это не то, не твои волосы и губы, не твои руки, не твои глаза, не твои женщины, чужие.

Слова упреков застыло на губах Тома. Так убедительно, как непреложная истина звучали слова Майкла, возразить казалось не возможным. Он подумал, ведь и, правда, это его затаенные мысли. Всегда расставаясь с одной и встречая другую, он не мог отделаться от мысли, что это посторонняя, чужая девушка, это не она. Поначалу он, как и все молодые люди, менял подруг с интересом, можно даже сказать спортивным, но со временем, он стал ощущать какую-то пустоту. Какое, наверное, он испытал бы облегчение, найдя ее, какой камень тягостных сомнений свалился с души. Постоянно искать, боясь пропустить, вглядываться в разные лица, мучить себя вопросом: «Может она?» и не находить ответа. Как ему хотелось обнять свою родную, единственную, свою судьбу.

– Позволь мне только убедиться в твоей правоте, обещаю, когда я буду уверен, что мне показалось, ты перестанешь беспокоиться. Я не произнесу ее имени, не посмотрю ей в след, что ты там еще предлагал, уеду, если будет слишком трудно. А пока я не буду уверен, что не нужен ей лучше не становись на моем пути.

Глава VI

Лучи солнечного света давно стучались в ее спальню и никак не могли пробиться сквозь плотные шторы. Мэгги спала, легко дыша утренней розовой нежностью. Но вот ее ресницы дрогнули, глаза распахнулись. Она улыбнулась. Мгновения пробуждения, когда из мира грез возвращаешься к реальности, самые счастливые. Начало нового дня, солнце за окном вселяют чувство неограниченных возможностей, свободы, жизни, ты можешь все на свете, в предвкушение неведомого, прекрасного, ты можешь побыть собой. Поэтому Мэгги улыбнулась. Но проходят секунды, эта невесомость улетучивается, и ты окончательно возвращаешься к реальности, начинаешь вспоминать какой сегодня день, вспоминаешь кто ты в этом мире и все вытекающие отсюда последствия, что нужно сделать, можно ли еще полежать или нужно вскакивать, опять погружаясь в суету. В этом мире Мэгги была миссис Томпсон, а потому она протянула руку и с облегченье поняла, что его нет рядом.

В дверь постучали.

– Войдите.

– Добро утро, мисс Мэгги, – сказала горничная.

– Доброе, Мэри.

Служанка распахнула

шторы, позволив, наконец, свету ворваться в комнату.

– Мистер Томпсон дома?

– Нет, мисс, он уехал и просил передать, что будет около двух.

– А Джейн не приехала?

– Еще нет.

Девушка поставила поднос с завтраком для Мэгги на столик.

– Повар спрашивает, что лучше подать сегодня вечером на десерт.

– Разве кто-то приглашен?

– Мистер О,Генри приглашен на семь.

– О,Генри, кто такой О,Генри? Я знаю только одного О,Генри, сенатора Николаса.

– Скорее всего, это не он, мисс.

– Почему ты так думаешь?

– Я слышала, как милорд отправлял приглашения, их было два одно мистеру О,Генри, другое мистеру МакКалестеру и тогда милорд сказал, что они лучшие друзья.

Мэгги поняла, что в лице Мэри будет знать все новости в этом доме. И поняла также, что Том нравиться служанке, она запнулась, произнося его фамилию. Впрочем, кому не нравился этот несносный Дон Жуан. Но все же, спросила для формы.

– Ты имеешь в виду Эрика Маккалестера?

– Нет, мисс, я говорила о младшем, Томасе, вашем друге, – слегка покраснев, ответила Мэри.

– Близкий друг Тома, которого я не знаю, – сама с собой говорила Мэгги, – кто бы это мог быть?

Служанка собиралась уходить, но она задержала ее.

– А как имя этого загадочного джентльмена, не знаешь, Мэри?

– Не знаю, вернее я забыла.

Мэри уже взялась за ручку двери, но остановилась: «Я вспомнила, мисс, его зовут Майкл».

Мэгги выронила ложечку, которой мешала кофе.

– Спасибо, Мэри, иди.

Мэгги сидела на постели, тяжело дыша, губы дрожали. Боль разрывала сердце, но не могла вырваться наружу, иначе она кричала бы и рыдала, разнесла в клочья комнату, разбила бы вазы, разорвала подушки, все, что смогла, уничтожила бы. Но этим бы не успокоилась, нужно было что-нибудь сделать с собой, чтобы боль тела, хоть на время отвлекла душу, порезать руку, прыгнуть в ледяную воду, она даже не знала, но только чем-нибудь, как-нибудь на минуту, на секунду, только заглушить ее, потому что она невыносима.

Резко повернувшись, она уткнулась в подушку, и сколько могла сдержать звук эта преграда, плакала. «Почему, зачем так несправедливо?! Ей и так больно! Зачем сильнее, зачем видеть его, зачем приводить его в ее ад и насмехаться над ее мечтами, что он мог бы увести ее отсюда. НЕТ!!! Из ада выйти нельзя, а она сама добровольно заточила себя в него, с улыбкой надела цепи. Смотреть на него и знать, будь я не так труслива, все могло быть по-другому! Почему ты не был ангелом, призраком, показавшимся мне тогда, зачем ты реален, зачем ты будешь ходить рядом, и я никогда не смогу сказать тебе всего, никогда не прикоснусь к тебе, никогда, никогда, никогда……»

Через час Мэгги немного успокоилась, тело было измождено и, не имея больше сил биться, она лежала на постели.

Ветерок приподнял штору, Мэгги проследила за ним взглядом и наткнулась на небо за окном, безумно голубое небо, взор тонул в этом святом, бесконечном пространстве. Чувство захватывающей свободы, свежей, благодатной, желанной, любимой, не сказать словами, не сказать! Сердце открывается и не может надышаться, насмотреться на него. Нежное тепло разливается по телу, даже не разливается, а наполняет, тонешь в нем.

Это твое раскаянье, которое приняли, это молитва, это любящая улыбка Бога и ты возвращаешься на землю чистым, умиротворенным, желание жить и лететь, в двух шагах от Бога и рая, жизнь, настоящая жизнь. Понимаешь жизнь по-новому, все становится другим, не хочется отрывать глаз и погружаться в земную суету. Небо – это все! Только оно принесло ей успокоение. «Пока ты со мной, я буду жить!»

Мэгги встала и распахнула окно.

Джеральд приехал, как и обещал, в два, веселый и даже счастливый.