Одно небо

Барчук Ксения

– Я сейчас летел домой и думал, – стоя в дверном проеме, сказал он, – что еще никогда не хотел так быстро вернуться! А все потому, что здесь ты! Я думал: войду в залитую светом гостиную и увижу тебя, твои волосы в солнечных лучах будут невесомо-нежными белыми и золотистыми лучиками. Ангел мой, как я люблю тебя!»

Мэгги действительно стояла у окна и ее волосы, рассыпались по плечам. При первых его словах она обернулась и улыбнулась ему. Джеральд не спешил подходить – любовался ей. А потом вдруг сорвался с места и обнял.

– Здравствуй, любимая!

– Здравствуй.

Хорошо, что он держал ее в объятиях и не видел лица, потому что, «любимый», так и не смогла она произнести.

– И зачем я сегодня уходил? Целый день, не видя тебя. Не хочу больше

никуда уезжать, только быть с тобой.

«Как жаль, – подумала она, – как жаль, что ты так влюблен». Мэгги не могла простить себе, что обманывает его, а он ведь любит. Она считала себя виноватой, бесконечно обязанной ему за любовь. Когда кто-то делал ей даже маленькое, неприметное добро, она была безумно благодарна и отдала бы полмира взамен. Ей было не по себе, озноб охватывал тело, было стыдно за свою безответность на его чувство, и Мэгги старалась, как могла не сделать ему больно, и в каждом слове, взгляде, движении, жесте просила прощения, но любить не могла.

Сидя за столом, она поднимала на него взгляд и вновь опускала, дольше пяти секунд не выдерживая смотреть на него. А Джеральд был, насколько мог себе позволить, безрассуден и счастлив.

– Я забыл тебя предупредить, сегодня приедут Майкл О'Генри и Том.

– Знаю, горничная сказала утром. А что у тебя с ним какие-то дела? – беспечно спросила Мэгги, а сердце замерло.

– Майкл хотел бы набраться опыта в моей фирме, он юрист. Ты знаешь, он был лучшим учеником на курсе, наверное, день и ночь не спал, только учился, я бы так не смог.

– Боже мой, а я думала, мой муж самый умный юрист в Англии! – улыбнулась она.

– Так и есть. Просто я не фанатик и помимо учебы еще и жил.

– Значит он фанатик?

– Я говорю в общем. Майкл, насколько я понял весьма интересный человек. У него кипучая, бешеная потребность действия, мне кажется это фанатизм. А с другой стороны, он совсем не скучен, раз они дружили с Томом с детства.

– Да, кажется, Том говорил, они давно дружит.

– Я был на последнем курсе, когда поступил Майкл и Том так преобразился. У них год разницы, но мне всегда казалось, что Майкл старше, он на него хорошо влиял. Вот только я не могу понять одного. Позволь спросить, милая. Ты знала Майкла в детстве?

– Нет.

– А почему? – почти смеясь, спросил Джеральд.

– Как почему? Какой-то странный вопрос, не знала и все, ты же не знал в детстве всех детей в высшем свете, да и меня, – улыбаясь, сказала она.

– Нет, понятно, наши родители никогда не дружили. Но почему твой самый близкий друг, с которым вы выросли, ни разу не нашел случая познакомить вас. Такое ощущение, что вы жили в разных мирах.

Мэгги почувствовала, что наткнулась в темноте на стену, даже в глазах потемнело. Какой правильный, совершенно естественный вопрос. Правда, почему? И вся жизнь, вся жизнь могла бы быть совсем другой. Но почему?! Если бы раньше я знала его, знала, что он есть на свете, реальный и живой, а не только в моих мечтах и снах, я бы не ошиблась так. Что это, опять насмешка судьбы, сколько можно смеяться надо мной?!

Она молчала несколько минут, и Джеральд весело рассмеялся, видя в какой ступор ее ввели его слова.

– Мэгги, перестань, я пошутил. Просто подумал, задавалась ли ты когда-нибудь таким простым вопросом.

– Как видишь, Том очень скрытный человек, – стараясь заглушить горькую боль в голосе, ответила она.

– Да нет, скорей всего здесь все проще.

– Как? – Мэгги жаждуще посмотрела на супруга. Пусть сейчас же объяснит, кто во всем этом виноват, хоть будет виновник, будто от этого легче.

– Я думаю, ваши родители просто не очень ладили, вот и все.

Она пожала плечами.

– Не знаю, я до недавнего времени знала только Николаса О'Генри, отец при жизни довольно дружески с ним общался.

– Расскажу по секрету, – заговорчески начал Джеральд и опять рассмеялся над сосредоточенным лицом миссис Томпсон, – я однажды слышал, как Эрик МакКалестер вскользь жаловался отцу, что не знает, как устроить Тома на каникулах. Он хотел ехать в деревню

к О'Генри, а вы с Энн будете скучать по нему. Эрик сказал, что знакомить вас не решается из-за Джона.

– Что? Из-за папы?!

– Он объяснял, что твой отец давно не держит зла на Филиппа, но опасается так ли это, с другой стороны.

– Но почему?!

– Понятия не имею, они не распространялись.

Вскоре Джеральд ушел в кабинет, рассмотреть бумаги, оставив супругу одну.

«Неужели, – думала она, охваченная каким-то паническим страхом, – сердце впервые обмануло меня?! Как это может быть? Столько страданий из-за одного лишь воображения? Красивая внешность! Так жестоко обмануться! А что тогда был тот взгляд на мосту?! Случайность?! Это ведь неправда! Как так можно? Что за глупое сердце, чего ему не хватало?! Но отец не мог просто так ненавидеть человека. Почему ненавидеть? «не держит зла», – так сказал Джеральд, что же между ними произошло? Я никогда не узнаю, не расспрашивать же дядю Эрика или маму…Но если отец не хотел даже знакомить своих детей с его сыном! Что же он такое сделал?!» От этих мыслей она холодела, все смешалось, реальность и бред. «Я ошиблась в чувствах? А если нет, значит, полюбила не достойного человека. Как это страшно, ужасно, низко, стыдно в конце концов… Как мое сердце могло сыграть такую злую шутку?!» Для Мэгги это действительно было ужасно, она никогда не могла понять людей, влюблявшихся в подлецов, мерзавцев. «Как – спрашивала она себя – видя все гнусные выходки такого человека, можно любить его?!» Это было выше ее пониманию, она всегда знала, что может полюбить только красивую душу, но никак не тело. А сейчас сама попала в ловушку. Как стыдно. Она еще сама не осознавала насколько легче ей будет, если он правда окажется негодяем. Тогда не придется страдать, можно будет день за днем убеждать себя и пытаться его разлюбить. Постоянно сравнивать Джеральда с ним и убеждаться, что сделала правильный выбор. Как бы это было легко! Тогда, по крайней мере, исчезло бы это чувство о мечте – какой могла бы быть счастливой ее жизнь с ним!

Но стоило ей закрыть глаза, и она видела Майкла и все обвинения казались глупостью, пустяком. «Разве могут быть такие невинные глаза у низкого человека. Как же я люблю тебя!» И разум быстро нашел множество оправданий, во всяком случае, это отец, а сын может быть совершенно другим. И Том считает его лучшим другом. Сердце прощало ему все прегрешения, если они были.

Сейчас Мэгги думала о другом. Мысль, не дававшая ей покоя столько же времени, как и ее неразделенная любовь. «Почему я так ошиблась? Джеральд и умен, и красив, и ласков, мне казалось, я люблю его. Он вполне подходил на роль мужа, которую и занял. Но здесь с самого начала было что-то не то, чему я не пожелала уделить внимание, заглушив другим. Все подходило здесь, на земле, но не на небе, наши души там не соединены. А вот моя и Майкла одно целое и понимаешь это только, когда встретишь судьбу. Кажется, у нас одинаковые мысли и говорить мы можем, о чем угодно и всегда будем понимать друг друга. А сколько лет прошло зря, как долго мы не говорили. Как это не самоуверенно, я все же знаю откуда-то, что права. Понимаешь и любишь не сделанной любовью, а первозданной, искренней и чистой. Тогда у тебя открываются глаза на жизнь, и ты ясно понимаешь, что это настоящая любовь, само это знание, когда можешь отличить ее среди остальных, бесценно! Она! Которую много раз звала, искала, пыталась представить, пока не пришло время, она молчала, словно ее и нет совсем или нет для тебя, молчала и ждала.

Да за одно это, можно отдать жизнь. Когда чувствуешь – он твоя судьба, вашу вселенскую неразлучность, пусть он и не знает об этом.

А Джеральд был простой, придуманной любовью, человеком, а не Богом, любовь тела, которое решило, что пришло время и нужно влюбиться.

Но откуда мы знаем ее время, вот тебе исполнилось столько– то лет и значит пора. А может она придет через десять, двадцать лет, это не нам решать. И точно нас она не спросит. Человек всегда плохо решает сам для себя разумом, что бы ни было.