Одного поля ягодки
Шрифт:
Этель злилась.
Она так мечтала поехать в Россию, она целый год, черт бы их побрал, торчала в эмигрантской семье гувернанткой, изучая русский язык! Даже деньги она заработала сама!
Почему опять все решает за нее добрый папочка?
«Этти, хочешь на Гаити?»
«Не хочу, папочка!»
«Ну, тогда поезжай на Гавайи…»
«Я хочу в Тарасов, потому что там снег! Я хочу в Тарасов, потому что я хочу увидеть эту экзотику, папа! Я хочу туда, потому что там Лео! И
Этель натянула джинсы. Джинсы были настолько узкими, что ей пришлось втянуть живот — вот так, милочка! — и, сдержав дыхание, резко застегнуть «молнию». Вжик! Она сделала это с такой улыбкой, что можно было подумать, что Этти занята не таким банальным занятием, как застегивание джинсов, а стреляет прямо в лоб тем, кто не хочет пустить ее в Россию!
Ах вы говорите, что все это связано с риском?
Ну так Этти способна рисковать и не уезжая из Франции!
Ночь ее не напугает.
Мать… Этель прислушалась. Мать спала.
Этель надела куртку и, взмахнув своими густыми, рыжими, распущенными по плечам кудрями, вылетела на улицу. Посмотрев на свой байк, Этти решила, что на этот раз пройдется пешком — благо, что ночной бар, в котором работал ее однокурсник, расположен совсем недалеко — в конце улицы.
Ее хрупкая фигурка смело шагнула в ночь, предоставляя темноте драконово право поглотить ее в своих объятиях.
— Хочешь анекдот? — поинтересовалась я, вглядываясь в полумрак почти пустого бара.
В основном тут были весьма подвыпившие гоблины. Музыка играла вполне отвечающая их вкусам и, следовательно, совершенно невыносимая для моих ушей. И как все это терпел Федор — право, не знаю!
— Давай, — кивнул Федор, вытирая стаканы. — Хотя уже тот факт, что ты пришла в мою забегаловку, сам по себе анекдотичен. Не боишься?
— Ты защитишь, — улыбнулась я ему.
Конечно, это было смелое предположение. Федор был довольно щуплым типчиком. Вряд ли бы он сам справился с качками, населяющими в данный момент пресловутый бар.
Зато были вышибалы, которых Федор запросто мог свистнуть, вздумай кто покуситься на мою девичью честь.
Поэтому я чувствовала себя тут куда в большей безопасности, чем, скажем, на улице или в семействе Мальпер.
— Ты хотела рассказать мне анекдот, — напомнил Федор.
Кто-то сверлил меня взглядом.
Я резко обернулась.
В полумраке все казалось приглушенным и нереальным. Лица, выплывающие из темноты…
— Ах да, — мне совершенно не нравился этот целенаправленный взор, но я взяла себя в руки, надев на лицо маску беспечности. — Слушай. В ресторане официант спрашивает посетителя: «Что будете заказывать?» — «Я хочу то, что в тарелке у джентльмена за соседним столиком». — «Ноу проблем, — отвечает официант. — Я позову этого джентльмена к телефону, а вы действуйте!»
Меня продолжали
Федор фыркнул.
— Смешной… Но ты никогда не любила анекдоты. Что-то не так в твоей жизни, Данич?
— Я сейчас в ситуации этого несчастного посетителя, — грустно усмехнулась я. — Ты бы хотел разыграть из себя дочь французского богатея?
— Я бы согласился и на русского, потому что работать мне надоело. Но… Не смогу, — развел руками Федор, демонстрируя в улыбке ровные зубы. — Разве что ее жениха…
Я снова развернулась к залу. Мне сейчас казалось необходимым увидеть, какая же скотина сверлит меня взглядом, как ржавым гвоздем?!
Тем более теперь я еще и слышала за своей спиной чье-то дыхание.
Он стоял, качаясь, и улыбался. Он-то был уверен, что улыбка у него исполнена очарования и шарма, но мне показалось, что у него физиономия отвратительная и мрачная.
— Скучаете, девушка? — то ли сказал, то ли отрыгнул он. От него несло, как от бомжа с вокзала.
Я сморщила нос и произнесла на французском, в надежде его отпугнуть:
— Совершенно нет.
— Че-го? — прогундосил мой преследователь.
— Я плохо понимайт рюсски, — нагло соврала я, безмятежно улыбаясь.
— А какой понимайт?
Мой воздыхатель явно не спешил ретироваться в прокуренную темноту, хотя и был слегка ошеломлен.
— Брат, ты же слышал, — внушительно произнес Федор. — Девушка из Франции. По-русски плохо понимает. А не уйдешь по-доброму, придется вызывать вон того человечка. Чтобы он помог тебе понять ситуацию…
— Ну как хоть зовут-то ее?
Я задумалась. Франсуазой Саган, что ли, назваться?
Нет, сейчас даже гоблины пошли довольно начитанные, кто их знает…
Поэтому я обернулась и мягко проговорила:
— Этель Мальпер.
Реакции, последовавшей за этим, я не ожидала.
Гоблин перекосился, как будто я только что плеснула ему в лицо лимонным соком, и, ни слова не говоря, отошел, мрачно смотря на меня своими безнадежно-бессмысленными глазами.
— Однако хорошее у нее имя, — сказала я. — Действует на нервы даже нашим гоблинам…
Федор рассмеялся.
— Просто он не понял, что ты сказала. И его напугало мое желание вызвать подмогу. Вышибал наших даже гоблины боятся…
— Я бы тоже боялась, — с тоской посмотрела я на качка, стоящего перед дверью. Он сдвинул угрюмо брови, а его руки были скрещены на груди, как у памятника Чернышевскому.
— Так в чем сходство твое с джентльменом из анекдота? — напомнил Федор.
— Ни в чем, — вздохнула я, смотря на дно фужера, где только что был «Гиннесс». — Просто на одной тарелке лежу я, на другой — Этель. И нас собираются поменять местами. Как в «Принце и нищем» Марка Твена. И я не уверена, что это будет в мою пользу…