Одноклассники

Истомина Елена

— Правда? — спрашивает, оборачиваясь ко мне.

Я морщусь. Словно от зубной боли. Врать ребенку не хочется, но и прогневить Вадима боюсь.

— Правда, правда! — подтвердил за меня Вадим. — Вообще, держись впредь как можно дальше от Игоря Викторовича. Поняла?

— Поняла.

Дочка снова закивала с самым серьезным видом, а у меня в очередной раз свело зубы.

— Сволочь! — шептали мои губы в то время, как губы Гараева растягивались в довольной улыбке.

— Выходим! Нас ждет завтрак на свежем воздухе!

Вадим

спокойно накрыл пикник прямо среди леса. Еще и меня подгонял помогать, якобы с полным правом. Еды у него было много. Дня на три точно хватит.

Ни мне, ни Вике, кусок в горло не лез. Девушка вообще сидела едва живой от боли, но жалко мне ее не было ничуть. Получила по заслугам, еще и мало.

— Ешьте, я сказал! — грозно прорычал Вадим.

Вика лишь презрительно закатила глаза, а я принялась жевать пластик сырокопчёной колбасы.

Одна Надя ела с настоящим аппетитом и, не унимаясь, болтала. Рассказывая Вадиму как мы хорошо жили в доме Салынского. Я, не выдержав, строгим тоном попросила ее замолчать, видя, как Вадим хмуреет с каждым ее словом.

Боюсь, что для меня это значило, что его решимость забрать у меня дочь, крепла у него с каждым ее словом.

Как ни странно, Надя легко меня послушалась и, схватив кусочек колбасы, побежала ежиков искать.

— Только далеко не уходи! — наказал Вадим. — Мы сейчас все соберем и поедем дальше, к озеру.

— Хорошо! — весело отозвалась дочь.

— Что же ты будешь делать, когда бензин закончится? — поинтересовалась, закрывая судочки с едой.

— В верхнем багажнике еще три канистры. Должно хватить, — спокойно отмахнулся Вадим. — Скажи-ка мне лучше, откуда у Салынского и Смирнова любовь такая? Игорек, что за процент, лично бизнес его крышует?

— У Салынского же вроде все легально, — сощурилась я.

Вадим лишь весело хрюкнул:

— Ты, что, реально думаешь, что он зарабатывает только на строительстве торговых центров и сдаче их в аренду? Главный бизнес Салынского — это подпольные казино, что есть под каждым его торговым центром, да, элитные, особо ухоженные и воспитанные шлюхи, работающие там же. Что глазами хлопаешь? Игорек твой, не может об этом не знать. Вопрос лишь в цене процента, за который он и его генералы, позволяют Салынскому процветать.

Не скажу, что удивилась, у Салынского в нашем городе было всего три больших торговых центра, прибыль они, конечно, приносили и не малую, как юрист его фирмы, я теперь точно это знала, но жил он, на куда более широкую ногу. И Игорь, конечно, не мог этого всего не знать.

Печально и горько, но такова жизнь сейчас. Святых и праведных, видимо не осталось.

— Так, что там у них? Не в курсе?

— Нет!

Много чести будет Вадиму, если я выдам чужие, семейные тайны.

Я старалась не выпускать Надю из вида, но отвернувшись, казалось бы, на секунду, в следующее мгновение,

ее уже не увидела.

На сердце сразу стало дико тревожно.

— Надя! Доченька! Ты где?! — позвала как можно громче.

— Чего орешь? — удивился Вадим. — Костер еще разожги, чтоб нас и с самолёта видно было! Пописить девчонка отошла! У тебя спросить забыла только!

Я подождала секунд тридцать и снова стала звать дочь. Она не отзывалась, и я, позабыв про все на свете, бросилась вперед, крича ее имя.

Каждая секунда тишины в ответ, разрывала сердце в клочья.

Глава 48

Игорь

Мы уже собирались снимать сцену с моим задержанием, когда позвонил Салынский.

— Арина взяла мою машину и уехала!

От этой новости сердце едва не запрыгнуло прямо в горло.

— Куда?!

— Без понятия. Прокралась потихому, пока мы завтракали и уехала. Может, просто прогуляться в одиночестве хочет?

Черт бы знал, что сейчас в голове у матери, находящейся в отчаяние, но мне резко стало нехорошо.

— У тебя же есть Глонасс в машине?

— Конечно.

— Вот и отправь за ней своих людей. Пусть следят потихонечку.

— Понял.

Салынский отключился. А я болезненно сморщился. Вот проблем мне мало! Сиди и думай теперь, что в слезах она может съехать с дороги, или не увернуть от встречного грузовика!

— Пожалуйста, не берите больше телефон! Вам, который уже раз наручники расстёгивают, — недовольно забурчал криминальный репортер, Вячеслав Синицын. Наш местный, прикормленный, верный, но крайне нудный товарищ. — Сами же сказали, что вам в шестичасовой выпуск нужно! А мне нужно еще в три места успеть сегодня, до часа! Плюс монтаж.

— Все, все, — согласно закивал я. С медийной врединой щас спорить, вообще не резон.

— Гош? — обратился он к оператору.

— Поехали, — кивнул худощавый очкарик с профессиональной камерой.

— Голову опустите, — советовал Славик. — Виноваты все-таки.

Скрепя зубами, повиновался.

Ну, Вадик, погоди! Встретимся еще! Теперь тебя точно ничего не спасет! Своими руками задушу! Да отсижу десятку, зато, такая мразь как ты, землю больше топтать не будет! Я и так, сдуру подарил тебе восемь лет незаслуженной жизни.

Расставил ноги, опустил руки и голову, обычно так, по классике у нас сидят задержанные. Особенно те, кто не хочет мордой в камеру светить, потому что, реально виноваты.

Что ж, потешим гараевское самолюбие.

— Назовите Ваше имя, — строгим рабочим тоном спрашивал Витя.

— Смирнов Игорь Викторович, — отвечаю, не поднимая головы.

— В камеру смотрим и называем имя и год рождения! — безжалостно приказывает товарищ.

Нехотя поднимаю голову и говорю, смотря прямо в камеру: