Одноклеточный
Шрифт:
Я увидел распахнутый бар с разными бутылками и бокалами. Там имелось слабое женское вино – из капусты, моркови или дыни, а также сакэ с пивом. И ещё целая коробка с «Кокамело». Рядом с ней валялось несколько фантиков. Я взял банку газированного сакэ и отхлебнул. Сойдёт для начала, чтобы запить апоморфин.
– Ладно, не будем отвлекать Тони, – сказала Аоки. – Сатою, пойдём в кухню, я помогу тебе всё устроить.
Они ушли, а от поля с пачинко раздались радостные вопли Чипани и злобные Гриба. Они прозвучали даже громче, чем визг эреки из динамиков и рёв виртуального байка одзи. Мы с Минору подошли,
– Ну ладно, теперь пошутим, – злорадно сказал Гриб и достал из кармана штанов маленький шприц и пузырёк. Уловив момент, он впрыснул в пивной кег Минору пару кубиков раствора. – Экстракт из мухомора…
– Он же будет бредить.
– Ну и обдолбись! Тоже хочешь?
– Нет, я лучше экстази пожую, если Тони угостит.
Пока мы толклись возле пачинко, Пец успел напялить свой «марс» и тоже гонял, кажется. От него несло машинным маслом и горелой резиной. Видимо, крутые были виражи. А девчонки исчезли. Думаю, они отправились поглядеть, как Сатою готовится выполнить долг гейши по обслуживанию гостей.
– Что это за девчонка была с вами? – спросил Гриб.
– А я думал, ты не успел её заметить.
– Я всё замечаю.
– Аокина имоуто, Сатою зовут. Она сегодня пройдёт обряд посвящения в гейши, если одзи не подкачает.
– Колоссально, – восхитился Гриб. – А он уже знает?
– Это сюрприз.
– Надо предупредить его, чтобы экстази закинулся…
Тут Минору проиграл, и Гриб ринулся «восстанавливать справедливость». Похоже, мухоморная доза уже подействовала на нашего оружейника, он странно подёргивался и таращил глаза на невидимые мне вещи. Но соображение пока ещё не оказало ему.
– Ты чего такой цветной стал? – подозрительно спросил он меня. – Ладно, можешь не отвечать. А пойдём, я тебе коллекцию оружия покажу! – загорелся он.
Мне стало интересно, и я пошёл вслед за Минору. Мы поднялись на третий этаж и очутились в круглом холле метров десять в диаметре. Посреди него слабо светился конус, весь усыпанный какими-то циферблатами и кнопками. «Мультирум», – догадался я. В рекламе такие часто показывают. Минору сразу к нему направился, и я тоже. Количество разных надписей поражало. Отсюда можно было управлять всем – двигать шторы, рассматривать картинки с камер, закрывать ставни, включать мини-фонтаны, музыку и голограммы на стенах, регулировать погодную станцию в доме и саду… Но Минору врубил только освещение на стенах и нихонскую музыку.
Там, в пятачках света, висело старинное оружие! Разные там сюрикэны, нунчаки, катаны, булавы, когатаны и уж не знаю что ещё. Ноги принесли меня к самому красивому мечу, он висел посередине экспозиции, как император среди клинков. А рядом с ним расположились его ножны.
– Это оружие Тониных предков, – с придыханием сказал Минору. – Символ власти и самурайского боевого духа – меч тати.
Он стал совершать замысловатые движения пухлым телом, неловкие и дёрганые. Словно размахивал мечом перед носом врага. Точно, под мухомором. Я же рассматривал старинное оружие и под звуки древней музыки будто погружался в славную эпоху нихонских предков Сэйдзи. Это было намного интереснее, чем слушать учителя на уроке.
Изогнутая форма меча казалась
– Мне Тони рассказывал, как его мастер Масамунэ ковал, – проснулся Минору. Свет лампы колебался в его безумных зрачках. – Сперва месяц постился, потом ритуально смывал с тела грязь и молился своим ками. Настоящее религиозное таинство! Теперь в этом мече обитает дух ками. А вот рукоятка у него деревянная, из магнолии.
– Это ещё что за штука?
– Говорю же, дерево такое южное.
Я пригляделся, но мне почему-то показалось, что деревом тут и не пахнет. Наоборот, в глаза бросались плоские жёлтые фигурки крошечных людей, оседлавших демонов-тэнгу.
– Она акульей кожей обтянута. Раньше ещё кожаная полоска была, под которой мэнуки прятались, но она порвалась лет сто назад.
– Какие ещё мэнуки?
– Золотые фигурки. Их как амулеты держали, к тому же они не давали скользить потной руке.
Да уж, такой тяжёлый меч как нечего делать вырвется, когда махнёшь сплеча.
Но больше всего мне гарда понравилась. Минору сказал, что она называется «цуба» и бывает разной формы – куб, яйцо и так далее. Эта же была в форме цветка хризантемы, у нас в зоопарке таких много по осени цвело. И отлили её из бронзы, а потом украсили серебряными накладками – фигурками драконов и цветов. Даже одна рыба из прозрачного камешка затесалась. Рядом с хвостом у неё приткнулась подпись мастера, иероглиф жуткой сложности.
– Да, вот бы срубить им что-нибудь, – сказал я.
– Мечты! – фыркнул Минору. – Сигнализация завоет, моментом гохан стравишь.
Я хотел поглядеть, что ещё за оружие тут развешано, но меня ножны не отпустили. Буквально притянули к себе. Что за меч, симатта! Ну вот, эти ножны были сделаны из слоновой кости и украшены перламутровой насечкой. И ещё обмотаны шёлковыми шнурами с кисточками. Имелось в них даже углубление для метательной шпильки когаи. Сама шпилька, правда, потерялась в глуби веков. Наверное, застряла в шее у врага. В общем, стиль у ножен и меча был сходный, они отлично дополняли друг друга.
Минору сказал, что кожаные лямки, за которые меч цеплялся к туловищу самурая, тоже сгнили. Я прошёл вдоль закругленной стены, а нихонская музыка будила у меня древний воинственный инстинкт. Я уже представлял себе, как сражаюсь под знаменем императора за родную землю, и враги кругом так и ложатся, как скошенные снопы.
Эти воинственные видения сломала Аоки. Она связалась с мультирумом и позвала нас вниз. Оттуда уже текли запахи пищи. Мы ввалились в гостиную и замерли в остолбенении. Все камайну расселись на полу, каждый перед своим столиком, и чинно принюхивались к гохану. Причём никакие эреки не гремели. Сатою расхаживала между гостями и наливала каждому из кувшинчиков с напитками.