Однокурсники
Шрифт:
— Это же так очевидно, — ответила она. — Есть только одна профессия, где в равной степени нужны оба твоих блистательных таланта. Разумеется, я имею в виду политику.
И она притянула его к себе, чтобы вновь погрузиться в общение с ним на языке Эроса.
Ничто не препятствовало Джейсону Гилберту в его походе за спортивной славой. Второй год подряд он выигрывал титул чемпиона по теннису среди спортсменов-любителей Всеамериканской студенческой ассоциации. И, словно в дополнение ко всем наградам, друзья по теннисной сборной выразили Джейсону высокое доверие, избрав его своим
В обычных обстоятельствах человек не мстительный, он не смог отказать себе в удовольствии отослать директору своей бывшей школы мистеру Трамбалу, воспитаннику Йеля, огромную статью из газеты «Кримзон», в которой перечислялось невероятное количество спортивных достижений Джейсона на сегодняшний день. И, как говорилось в этом панегирике в заключение: «Кто осмелится предположить, каких дальнейших высот достигнет Гилберт за оставшийся год?»
Любовь Теда и Сары стала еще сильней — невозможно было даже подумать, что им придется расстаться на два месяца. Поэтому Сара убеждала родителей разрешить ей посещать гарвардскую летнюю школу и снять на это время квартиру в северной части Кембриджа. Мать Сары с сомнением отнеслась к внезапному порыву дочери продолжить учебу в каникулярное время. Но отец, которому девушка призналась по секрету, что подозрения матери действительно небезосновательны, проявил великодушие, поддержав дочь, и это помогло ей одержать верх.
В распоряжении влюбленных было долгое лето, наполненное страстью (однажды звездной ночью они занимались любовью даже внутри Гарвардского двора, в четырехугольном дворе за Север-холлом). Мысль о приближающемся Дне труда [35] и следующей за ним разлуке доставляла жестокую боль. Сара проплакала всю неделю перед тем, как съехать с квартиры.
Для Дэнни Росси лето 1957 года стало своего рода увертюрой к наивысшей точке его музыкальной карьеры за все студенческие годы.
35
День труда — общенациональный праздник, отмечаемый в первый понедельник сентября.
Мюнш договорился о его выступлении с Бостонским симфоническим оркестром 12 октября, когда он должен будет исполнять Третий концерт Бетховена для фортепиано с оркестром. Эти трели во вступительной части еще отзовутся во всех уголках музыкального мира. Когда он, ликуя, позвонил профессору Ландау, чтобы сообщить эту грандиозную новость, то с волнением узнал, что учитель все это время откладывал деньги на авиабилет и намерен присутствовать на его концерте.
И все же надвигающийся дебют доставлял Дэнни значительно меньше радости, чем ему казалось в его мечтах. Может, потому, что в предпоследний год учебы он больше отдавал, чем получал. И унижение от разгромной статьи в «Кримзоне» о его музыке к балету никак не забывалось. А еще эти мучительные отношения с Марией.
Он надеялся, что за время разлуки с ней на все лето у него будет возможность разобраться со своими чувствами и, возможно, соблазнить парочку девиц в Тэнглвуде, чтобы укрепить в собственных глазах свою мужскую репутацию. Но неожиданно случилась трагедия,
В тот день, когда он приехал в Тэнглвуд, его мать сообщила ему по телефону, что профессор Ландау скончался от сердечного приступа. Не помня себя от горя, Дэнни собрался и вылетел на похороны своего любимого учителя. У могилы он плакал навзрыд на глазах у всех.
Когда после короткой панихиды люди стали расходиться, мать, с которой он не виделся долгих три года, стала упрашивать его пойти домой. Она сказала, что перед смертью профессор Ландау выразил желание, чтобы Дэнни помирился с отцом.
Итак, блудный сын наконец вернулся в дом, где он провел свое несчастливое детство.
Артур Росси, казалось, переменился и внешне, и внутренне. Теперь он не выглядел строгим. На лице появились морщины, а волосы на висках стали совсем седыми.
На какое-то мгновение Дэнни ощутил боль сожаления. Будто это его вина, что отец так рано постарел.
Но пока они молча стояли напротив друг друга эти несколько неловких минут, Дэнни заставил себя вспомнить, как жестоко этот человек обращался с ним. Правда, он уже не нашел в себе ненависти к отцу. Впрочем, как и любви.
— Хорошо выглядишь, сынок.
— Ты тоже, папа.
— Давно… не виделись, правда?
И это все, что он смог сказать. А ведь Дэнни долго лелеял в своих мечтах мысль, что отец будет просить у него прощения. Как он заблуждался! Это были всего лишь его ребяческие желания.
Преисполненный великодушия, которое родилось из печали и только что обретенной беспристрастности, Дэнни протянул руку отцу в знак того, что их ссоре пришел конец. Оба даже заключили друг друга в объятия.
— Я очень рад, сынок, — прошептал Артур Росси. — Отныне кто старое помянет, тому глаз вон.
«Да уж, — подумал Дэнни, — какого черта. Теперь это не имеет никакого значения. Ведь единственный человек, который относился ко мне как родной отец, умер».
Из дневника Эндрю Элиота
8 августа 1957 года
Все лето я одной ногой находился в будущем, а другой — в прошлом (только не спрашивайте, где мне больше понравилось).
Поскольку в следующем году мне предстоит окончить университет (если повезет), отец решил, что будет лучше, если я воздержусь от ставшего обычным для меня физического труда летом. А вместо этого я начну знакомиться с семейным банковским делом.
Естественно, сам он находился в Мэне и распорядился обо всем по телефону. Поэтому он поручил меня заботам «доброго малого» Джонни Уинтропа, служащего банка, которого очень точно характеризуют эти два определения.
«Ты, приятель, просто гляди во все глаза и слушай во все уши, — объяснял он мне в самый первый день. — Следи за тем, когда я покупаю, следи, когда продаю, следи, когда придерживаю. Быстро научишься, это нетрудно. А теперь, может, принесешь нам по чашке хорошего чая?»
Офис нашего банка в деловой части Бостона находится всего в двух шагах от Исторического общества, если идти через парк Коммон. Именно здесь я занимался настоящими изысканиями, так как тщательно исследовал дневники преподобного Эндрю Элиота, выпуска 1737 года, и его сына Джона, выпуска 1772 года.