Однокурсники
Шрифт:
— Ну и что в этом такого плохого? — поинтересовался Эндрю.
— Вы не поверите, но он просто остановился как вкопанный и показал нам всем кукиш. А в понедельник мы все отжимались столько раз, что думали — уже никогда нам не подняться.
— Я не понял, — сказал Эндрю. — Вы же хотели просто по-дружески его пригласить, разве нет?
— Конечно, но ваш Джейсон Гилберт по наивности не сообразил, что за пределами базы, в самом городе Квонтико, действуют законы сегрегации — прямо как до Гражданской войны. Можете себе представить:
— Кошмар, — произнес Ньюол. — Это же поразительно, чтобы в наше время — и такое. Господи, Гилберт, спорим — тебе небось приятно стало, что ты всего лишь еврей.
Джейсон уставился на члена своей команды и предполагаемого друга, уклонившись от неумышленного оскорбления, словно искусный боксер от удара.
— Ньюол, я прощаю тебе твое последнее замечание, поскольку знаю о твоей врожденной тупости.
Эндрю Элиот, вечный миротворец, ловко переменил тему разговора.
— Эй, ребята, послушайте, у меня есть последний «Реестр первокурсников». Давайте проверим, каков нынче урожай, и заранее подадим заявки, а?
— Мне эта затея нравится, — сказал Ньюол, обрадовавшись возможности вернуться на нейтральную почву. — Что скажешь, старина Гилберт? Может, поищем красоток среди выпуска тысяча девятьсот шестьдесят первого года?
Джейсон улыбнулся.
— Ты, Ньюол, в своем репертуаре — как всегда засиделся на старте. Я сделал свои уроки еще вчера. Так вот, лучшая девушка из вновь прибывших талантов — Морин Маккейб. И я веду ее в Норумбега-парк сегодня вечером.
Из дневника Эндрю Элиота
24 ноября 1957 года
Вот мы и очутились в очковой (то бишь конечной) зоне университетской жизни — как в символическом, так и в буквальном смысле слова. Впрочем, это наше достижение дает возможность также вкусить величайшей радости. Нам, студентам последнего курса, разрешается сидеть на центральной трибуне, на уровне пятидесятиярдовой линии — рядом с ректором и самыми выдающимися выпускниками, теми, кого университет считает достойными этих почетных мест.
Смешно, конечно, но следующей осенью мы опять вернемся в очковую зону — уже как свежеиспеченные выпускники. Вот почему наша небольшая шайка решила отметить встречу команд Гарварда и Йеля гигантским прощальным «салютом».
Мы с Ньюолом созвонились со своими старинными дружками по подготовительной школе, окопавшимися в Нью-Хейвене, и договорились насчет танцев и коек для всех нас — подрыхнуть.
Мы даже для Гилберта зарезервировали место, а он взамен пообещал, что его сестренка Джулия познакомит нас с самыми симпатичными (и, надеюсь, уступчивыми) подружками из колледжа Брайерклиффа.
Клифф, в котором учится Джулия, в отличие от того, который находится в Кембридже, штат
Впрочем, я ничего не имею против Рэдклиффа. Скажу больше: если у меня когда-нибудь будет дочь, я бы хотел, чтобы она училась именно там. Просто, если уж говорить о женитьбе, то лучше поискать свое счастье в Брайере.
Джулия Гилберт привела с собой отличных девчонок для нас с Ньюолом. А мы пристроили ее к Чарли Кушингу, который принимал нас у себя в Йеле, — милый парнишка. Говоря про него так, я вежливо намекаю, что хоть манеры у него безупречные, но мозгов в голове нет никаких (рядом с ним я — прямо-таки Эйнштейн).
Наши места на Йельском стадионе были просто потрясающие. Мы сидели на центральной трибуне, в районе пятидесятиярдовой линии; между нами вразброс, как конфетти на дне рождения, тут и там можно было видеть мировых знаменитостей.
Четырьмя рядами ниже нас расположились ректор университета Пьюси с несколькими деканами — они вежливо хлопали, когда игрокам нашей сборной удавалось сделать что-нибудь хорошее (правда, это было не очень часто).
В десяти метрах слева от меня сидел наш массачусетский сенатор Джек Кеннеди со своей элегантной женой Джеки. Эти двое вели себя не так чинно, как большинство выпускников прежних лет, присутствовавших в почетной ложе: они орали во все горло, призывая гарвардцев забить этим неотесанным, самоуверенным и, увы, слишком хорошо знающим свое дело йельцам.
К несчастью, даже рьяные крики сенатора Соединенных Штатов не помогли нашим ребятам в этот день. Йель сокрушил нас со счетом 54:0.
Ну и ладно, черт с ними, думал я, когда мы веселились после матча, вернувшись к нашему приятелю в Бренфорд-колледж. Бедолагам йельцам почти нечем гордиться, так пусть хоть порадуются, что выиграли этот треклятый матч.
*****
Однажды, это было в начале декабря, Сара оторвала голову от подушки и улыбнулась.
— Тед, не пора ли тебе попросить у родителей моей руки?
— А вдруг они откажут?
— Тогда на нашей свадьбе будет на два человека меньше, — ответила она.
— Не пойму. Разве тебе не важно, что они обо мне думают?
— Ничто не помешает мне остаться с тобой на всю жизнь, — ответила она.
А потом добавила с застенчивой откровенностью:
— Но я была бы просто счастлива, если бы ты понравился моему отцу. И я уверена, так и будет. А моей маме все равно никто не угодит.