Однокурсники
Шрифт:
Оба старших брата вели себя вполне дружелюбно, хоть Тед и не уловил большого восторга в их голосах, когда Фиппи бросил: «Привет», а Эванс выдавил: «Приятно познакомиться». Четырнадцатилетний Нед оказался значительно приветливее.
— Господи, Тед, — оживленно затараторил он, — скажи, это ведь ужас, как Йель в этом году размазал Гарвард по футбольному полю!
Подобных разговоров Тед наслушался еще в стенах «Элиот-хауса» и знал в них толк.
— Ты должен понять, Недди, — ответил он, — это наш, в некотором смысле, общественный долг — проигрывать йельцам как можно чаще. И тем самым помогать
Этот цветистый гарвардский треп совершенно покорил самого младшего из Харрисонов.
— Ух ты! — воскликнул Нед. — Но все же проигрывать со счетом пятьдесят четыре — ноль — это не слишком?
— Вовсе нет, — вклинилась Сара. — В этом году ребята из Нью-Хейвена чувствуют себя особенно шатко. Я хочу сказать, Гарвард просто задавил их по части стипендий Родса [40] .
— Что немного важнее футбола, — вставил довольный Филипп Харрисон выпуска 1933 года.
40
Стипендия Родса (для студентов из США, стран Содружества и Южной Африки); дает право учиться в Оксфордском университете. Фонд учрежден в 1902 г. английским политическим деятелем Сесилом Родсом, активно проводившим колониальную политику.
— Вообще-то, Тед, — заметила миссис Харрисон таким приторным голосом, что любому диабетику стало бы худо, — все мои родственники учились в Йеле. А ваши — в Гарварде?
— Совершенно верно, — ответил хорошо подготовленный Тед Ламброс.
Сара, улыбнувшись про себя, отметила: «Один — ноль в пользу греков против американской аристократии».
Первый вечер задал тон всей последующей неделе. Миссис Харрисон казалась внимательной и дружелюбной. Старшие братья, когда не ухаживали за местными дебютантками высшего света, общались с ним запросто и радушно. Юный Нед, лелеявший мечту поступить в Гарвард, был очарован гостем. А после того как Тед провел вместе с ним целый час, помогая разобрать одно из произведений Вергилия, он стал рьяно убеждать братьев, что такой родственник в их семье просто незаменим.
А потом вдруг возникли проблемы с Дейзи…
Как-то ночью Теда разбудили голоса мистера и миссис Харрисон, доносившиеся из смежной комнаты. Разговор был напряженным и велся на повышенных тонах. Тед с ужасом понял, что именно он является предметом спора, хотя никто не произносил его имени вслух.
— Но, Филипп, его родители владеют всего-навсего каким-то ресторанчиком.
— Дейзи, а твой дед был молочником.
— Да, но он выучил моего отца в Йеле.
— А этот парень самучится в Гарварде. Не понимаю, что тебе так не нравится. Молодой человек совершенно…
— Он простолюдин, Филипп. Простолюдин, простолюдин, простолюдин. Неужели тебе все равно, что будет с нашей дочерью?
— Нет, Дейзи, — сказал мистер Харрисон, понизив голос, — очень даже не все равно.
Затем их разговор затих, а Тед Ламброс остался лежать в темноте своей комнаты, совершенно сбитый с толку.
Утром первого дня нового года, которое
— Полагаю, нам стоит быть откровенными друг с другом, — начал он.
— Да, сэр, — ответил Тед нерешительно.
— Мне известно, как моя дочь относится к тебе. Однако уверен — ты уже почувствовал, что миссис Харрисон…
— Категорически против, — тихо произнес Тед.
— Ну, пожалуй, это немного сильно сказано. Давай считать, что Дейзи просто не совсем готова мириться с тем, что Сара так рано собралась связать себя узами брака.
— Э-э, это понятно, — ответил Тед, следя за тем, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее.
Несколько шагов они шли молча, и Тед набирался духу, чтобы спросить: «А что вы думаете об этом, сэр?»
— Лично я, Тед, считаю тебя умным, порядочным и вполне зрелым молодым человеком. Но мое мнение по данному вопросу не имеет никакого значения. Сара сказала мне, что любит тебя и хочет выйти замуж. Этого для меня вполне достаточно.
Он помолчал, а затем продолжил говорить — медленно, при этом голос его слегка дрожал:
— Моя дочь — самое дорогое, что есть у меня на свете. Единственное, чего я хочу в своей жизни, — чтобы она была счастлива…
— Я буду очень стараться, сэр.
— Тед, — сказал мистер Харрисон, — поклянись, что никогда не обидишь мою малышку.
Тед кивнул — в горле застрял ком, мешавший говорить.
— Да, сэр, — сказал он тихо, — я обещаю.
Двое мужчин постояли, глядя в глаза друг другу. А потом, хотя никто из них не шелохнулся, мысленно обняли друг друга.
Из дневника Эндрю Элиота
2 февраля 1958 года
Может, в будущем из меня все-таки что-нибудь да получится. Например, я мог бы стать сводником. По крайней мере, стоило мне единственный раз в жизни устроить знакомство двух людей, как все закончилось свадьбой.
Венчание прошло в прошлую субботу в Первой унитарной церкви в Сайоссете, на Лонг-Айленде. Невестой — очень хорошенькой — оказалась сестренка моего приятеля Джейсона Гилберта, Джулия. А счастливчиком стал мой бывший одноклассник Чарли Кушинг — раньше я про него думал, будто он бестолковый и ни на что не годится.
Очевидно, я заблуждался на его счет, поскольку он ухитрился сделать так, что Джулия забеременела в первый же вечер, как только они вместе легли в постель.
К счастью, факт грядущего материнства раскрылся на самой ранней стадии, поэтому дело удалось обставить comme il faut [41] . Фото Джулии напечатали в «Нью-Йорк таймс», и миссис Гилберт сумела организовать пышное торжество с таким тактом — и быстротой, — что ее внук (или внучка), если и появится на свет чуть раньше положенного срока, то не настолько, чтобы дать пищу злым языкам.
41
Как полагается (фр.).