Одной крови…
Шрифт:
Но время шло, а Марка все не было и не было. Девушке наскучило сидеть, и она прилегла, потом, чувствуя, что засыпает, поднялась и сделала несколько кругов по комнате. Сначала рассеянно оглядывая ее, потом более внимательно, и, наконец, медленно, всматриваясь в каждый предмет, который был рядом с ней. Но это была образцовая гостевая комната. Ее можно было бы разглядывать даже под микроскопом, но ничего такого, что могло бы помочь понять хозяев, здесь не было. И если бы ни оглушительно скрипящая кровать, застланная свежим, накрахмаленным бельем, справедливо было бы предположить, что ты остановился в дорожном отеле
– Елки-палки, так даже государственные тайны не прячут, – пробормотала Вероника, устраиваясь на полу. Во-первых, ее раздражал скрип кровати, а во-вторых, на полу она предпочитала сидеть и дома, – просто, люди-невидимки, какие-то.
Азарт сыщика иссяк, зато разгорелся зуд движения. Вероника просто физически чувствовала, что сейчас начнется чесаться, если не отправиться на прогулку. Она поднялась и вышла из комнаты. Ей хотелось сделать это естественно, она даже хлопнула дверью, как бы предупреждая присутствующих, что она покинула комнату. Честно говоря, ей не хотелось вляпаться в какую-нибудь очередную семейную тайну. Но увы, мягкая ковровая дорожка скрадывала звук шагов, а половицы отчаянно молчали, просто как герои на допросе. Так, волшебным приведением она дошла до лестницы и услышав свое имя, замерла. Ей очень хотелось, чтобы ее заметили и окликнули, но внизу были слишком увечены беседой, где темой разговора выступала она сама и девушка просто не могла не прислушаться…
– …Марк, мальчик мой, я тебя отлично понимаю, я ведь твоя мать. Ты влюбился и это прекрасно, но…
– Она не понравилась тебе? – Веронике показалось, что Марк готов разрыдаться. Она даже мысленно представали себе его надутые губы и глаза на мокром месте…
– Ну что ты, Марк. Вероника замечательная девушка. Она мне глубоко симпатична, но как бы тебе это сказать. Понимаешь, мальчик мой, влюбленность это еще далеко не любовь…
– Я не понимаю тебя мама.
– Она хорошая, умная, красивая – это, безусловно. Но пойми, тебе предстоит жить с ней всю жизнь. Каждый день ты будешь видеть ее лицо, и не всегда таким красивым. Красота увядает со временем. С этим ты согласен?
– Мы уже год живем вместе, я видел ее всякой, – пропустил вопрос Марк, – и я много думал. И об этом тоже – я согласен. Ее внешность для меня не главное.
– Как ты не поймешь, не любовь застилает тебе глаза – страсть. Любовь зряча, а страсть слепа.
– Нет, ни чего мне не застилает глаза, – голос Марка был обиженным и раздраженным, – мы не просто живем вместе, она ведет хозяйство, у нас есть дом. Мы даже говорили с ней о ребенке.
– И что?
– Решили пока повременить, – гордость от этого решения, которое Вероника приняла без всякого совещания с Марком, звучала в его голосе.
– Это хорошо.
– Мы взвешенно подошли к этому решению.
– Я одобряю подобный подход. А кроме того, вижу, что она хозяйственная, и мать, скорее всего, будет хорошая. Однако посмотри на это и с другой стороны…
– Ты это о чем, мама?
– Сколько ты живешь с ней?
– Вместе, в одном доме, – попытался уточнить
– Да.
– Уже больше года.
– Прости мой мальчик, но как назвать женщину, если она живет с мужчиной и не состоит с ним в браке. Их союз не освящен ни Господом нашим, ни законом государства.
– Мама, – возмущенный голос Марка взлетел к потолку, – да на это теперь никто не смотрит.
– Я не знаю, как на это смотрят в больших городах, но в этих местах, где живут твои родители, где родился ты сам – на это смотрят и смотрят очень внимательно.
– Мне все равно, что будут говорить за нашими спинами, – было понятно, что Макс опять надулся.
– Но это безответственно, – видимо, наступила пора возмущать Регине, – и по отношению не только к нам, но и к ней и к вашему будущему ребенку. Обязательно найдется, кто-нибудь, кто бросит в лицо тебе или малышу, или нам с отцом, что ребенок зачат не в браке. Ты об этом подумал? Или после свадьбы ты уже к нам не приедешь? А может, мы недостойны и на свадьбе твоей присутствовать, – в голосе Регины чувствовались истерические нотки, но были они какого-то странного, неполноценного звучания.
– Мама, о чем ты? – испуганно затараторил Марк, – конечно, мы приедем за вами. И вы к нам приедете, но ты так странно ставишь вопросы. Мы так их не рассматривали…
– Далее, – голос Регины опять изменился, стал тихим и каким-то вкрадчивым, – я хочу спросить тебя, и надеюсь, что ты ответишь мне честно. – Регина выдержала необходимую, по ее мнению паузу, и спросила, – ты уверен, что она тебе не изменяет?
От неожиданности Вероника чуть не фыркнула. Ей даже пришлось задержать дыхание и для надежности прижать ко рту ладонь.
– Уверен, – сказал, как отрезал, Марк.
– Это прекрасно, но только я не уверена.
– Что это значит? – такого изумления в голосе своего парня Вероника никогда раньше не слышала.
– Так, слухи разные, – туманно произнесла Регина.
– Не понимаю!
– Марк, – интонации Регины опять поменялись, и снова они были не такими, какими бы им следовало быть в подобной ситуации, – неужели ты думаешь, что мы не интересуемся, как у тебя идут дела в столице? Мы с отцом – мы, твои родители?! Естественно, что мы в курсе событий.
– Так вы знали о Веронике? – мальчик был растерян, Веронике даже стало его жалко.
– Конечно. Ведь я не случайно завела этот разговор. О твоей подруге слишком много говорят и не всегда хорошо.
– Что говорят?
– Тебе, мальчик мой, этого не следует знать. Это женские дела.
– Но…
– Например, ты ведь взял ее уже не невинной?
– Да кто сейчас…
– Опять ты о ком-то. Я говорю о тебе. Ты должен смотреть. Сколько их было до тебя?
– Мне все равно, ведь теперь она со мной.
– Это очень благородно с твоей стороны, но…
– Что ты хочешь сказать?
– Неужели ты не понимаешь, она не будет тебе верной женой. Она слишком непостоянна.
– Но мама, как ты можешь так…
– Я знаю, что сейчас у молодежи иные нравы, не то что в наше время, но я хочу сказать другое, она не очень опрятна…, ну в определенном смысле.
– Господи, мама, о чем ты говоришь, я совершенно не понимаю тебя! – и Вероника вынуждена была признаться, правда себе самой, что не совсем поняла, куда клонит Регина.