Одной ночи достаточно
Шрифт:
— Я взял другую каюту, для себя, — напомнил я.
— Нет, не оставляй меня. К черту приличия. В эту ночь ты останешься со мной.
Судно начало двигаться.
— Ну вот, корабль отплывает. Мы сбежали! — вырвалось у меня.
— Не думаю, что нам это удалось, — ответила она. — Ты веришь?
— А ты не чувствуешь? С каждой минутой корабль увеличивает скорость. Дело сделано.
Мы сидели рядышком на низком диване под иллюминатором, и свежий бриз дул в лицо. Я обнял Еву за талию, она положила голову мне на плечо. Так мы прободрствовали всю ночь. Вся история моей любви сконденсировалась в этой единственной ночи. Но
Мы оставались сидеть так всю ночь: ее голова отдыхала на моем плече, второе плечо опиралось на стенку. Над нашими головами колыхалась занавеска иллюминатора, как корабельный вымпел, а за бортом сладко пела морская вода. Мы плыли на пароходе навстречу прекрасным приключениям. Плыли к горизонту, где небо соединяется с водой, к этой несуществующей линии, к нашей страстно желанной мечте.
Через круг иллюминатора начал проникать слабый свет. Наступал новый день.
И вдруг кто-то постучал в дверь — мы едва услышали. Было около шести. Слишком рано для прибытия в Гавану. Однако кто-то стучал: тихо, вкрадчиво.
Мы вскочили, все еще находясь в объятиях друг друга.
— Они на борту! Они сели вчера вечером! — растерянно прошептала Ева.
— Нет, нет, успокойся. Они бы не ждали столько, если бы находились здесь со вчерашнего вечера.
Мы не двигались, надеясь на ошибку. Но услышали, как постучали еще раз.
— Кто там? — спросил я грубым тоном.
Мужской голос ответил:
— Телеграмма, мистер.
Старый как мир трюк!
— Не открывай! — тихо проговорила Ева.
— Подсуньте под дверь, — попросил я.
Из-под двери медленно просунулся желтый листок бумаги. Это действительно была телеграмма.
Я подождал, и когда конверт появился полностью, поднял его. Мы вскрыли телеграмму и вместе прочитали. Она была с пометкой «срочно». Адресована Еве. Телеграмма была краткой и горькой. Содержание состояло из единственного слова: «Судьба». И подпись: «Эд».
6
За время моего рассказа пламя свечи опустилось до горлышка бутылки. Оно горело еще потому, что кормилось нагаром со свечки, который коркой покрывал горлышко. Зеленое стекло давало отблески зелено-голубого цвета, и от этого комната казалась похожей на подводный грот.
Мы почти не изменили позиций. Я все еще сидел на краю кровати, где умер ее влюбленный, а кубинка сидела на буфете. Вот и все различие.
Я с горечью подумал:
«Какой долгой кажется твоя жизнь, и как мало нужно времени, чтобы о ней рассказать».
Неизвестная женщина слушает беды незнакомого мужчины. Я с трудом различал ее. При этом свете она опять становилась невидимой, почти как в первую минуту нашей встречи, той встречи, которую мне — в этом я был уверен — никогда не забыть. Лишь проблески свечи временами выхватывали из темноты мое лицо и молнией отражались в глазах кубинки.
Несколько минут длилось молчание. Потом женщина с глухим стуком спрыгнула на пол, подошла к столу и поставила новую свечку вместо прежней. Если
— Совсем нетрудно, — сказала кубинка.
До меня не дошло, что она имеет в виду.
— Совсем нетрудно представить, что произошло сегодня вечером в «Слоппи». Для этого не нужно много мозгов.
Я поднял подбородок.
— Представить — одно, доказать — другое. Хотите сказать, что это был Роман, правда?
— Ева была его собственностью, вы же понимаете.
— Но Роман в Майами. Вы можете позвонить ему туда, и он вам ответит. Из своего дома.
— Это ничего не меняет.
— Я уверен так же, как и вы. Но желание убить не довод для обвинения. Сам механизм, как они смогли это проделать — вот что необъяснимо для меня. — Я провел пальцами по волосам. — Не могу понять, как при всей той давке вокруг нас никто не заметил удара, который ей нанесли, никто не увидел нож в руке убийцы. Ведь ему нужен был замах, он должен был отодвинуться немного от жертвы, прежде чем воткнуть в ее тело кинжал. Почему никто не заметил блеск лезвия или движение руки?
— Может быть, — попыталась она помочь мне, — кто-то видел, но смолчал?
— А может, — предположил я, — кто-то видел и еще не знает этого.
Полночь озадаченно посмотрела на меня:
— Что вы хотите этим сказать?
Я поднялся на ноги и уставился в темноту. Внезапная идея пришла мне в голову.
— Минутку! Кажется, я знаю, где искать решение этой загадки. Правда, если это не результат моей фантазии, — проговорил.
Она подошла ко мне, готовая помочь.
— Сейчас попробую объяснить, — прибавил я, — пока не ускользнула мысль… У вас есть что-нибудь, чем можно рисовать?
— Тюбик губной помады, который недавно так славно поработал.
— Хорошо, давайте его.
Кубинка принесла тюбик.
— Я могу рисовать на стене?
— Ну конечно!
Подошел к стене и провел четыре линии. Получился квадрат. Она принесла бутылку со свечой, чтобы лучше видеть, и встала позади меня.
— Где бы мы ни находились в любой момент времени, это место можно представить графически как замкнутое пространство с четырьмя сторонами. Я обозначил квадратом наше местонахождение в «Слоппи», когда произошло убийство. Мы находимся здесь, в центре. — Я поставил крестик. — Теперь посмотрим, удастся ли мне что-нибудь вспомнить. С одной стороны стойка бара. Она представлена этой линией. И с прилежащей стороны мы защищены той же стойкой. Удар не мог последовать оттуда. К тому же Еву ударили в другой бок, а не в тот, которым она прислонилась к стойке.
— Укажите стрелкой, с какой стороны мог прийти удар, — посоветовала женщина.
Я провел стрелку, которая упиралась в крестик.
— С третьей стороны, справа от меня, сидели люди, сдавленные, как сельди в бочке, и их тела препятствовали движению ножа. Но была еще одна сторона — четвертая. Здесь оставалось немного пространства, может быть, несколько квадратных дециметров.
— А кто был с этой стороны?
— Эту сторону практически блокировал единственный человек — фотограф, который работает в «Слоппи Джо». Теперь вы понимаете, куда я веду? Конечно, и с этой стороны была такая же толпа, но она держалась сзади от фотографа, который в это время накинул на голову черную тряпку. Фактически можно сказать, что он заменял всю четвертую сторону.